Тема любви в творчестве анны ахматовой. Тема любви в творчестве поэтессы
а) Любовь - «Пятое время года»
«Великая земная любовь» - вот движущее начало всей ее лирики. Именно она заставила по - иному увидеть мир. В одном из своих стихотворений Ахматова назвала любовь «пятым временем года». Из этого - то необычного, пятого, времени увиденные ею остальные четыре, обычные. В состоянии любви мир видится заново. Обостренны и напряженны все чувства. И открывается необычность обычного. Человек начинает воспринимать мир с удесятеренной силой, действительно достигая в ощущении жизни вершин. Мир открывается в другой реальности: «Ведь звезды были крупнее, Ведь пахли иначе травы…»
«То пятое время года,
Только его славословь.
Дыши последней свободой,
Оттого, что это - любовь.
Высоко небо взлетело,
Легчи очертанья вещей,
И уже не празднует тело
Годовщину грусти совей».
Любовь у Ахматовой почти никогда не предстает в спокойном пребывании. Чувство, само по себе острое и необычайное, получает дополнительную остроту и необычность, проявляясь в предельном кризисном выражении - взлета или падения, первой пробуждающей встречи или совершившегося разрыва, смертельной опасности или смертной тоски.
О том, что любовная тема в произведениях Ахматовой намного шире и значительнее своих традиционных рамок, прозорливо написал в статье 1915 года молодой критик и поэт Н.В. Недобров. Он по сути был единственным, кто понял раньше других подлинную масштабность поэзии Ахматовой, указав, что отличительной чертой личности поэтессы является не слабость и надломленность, как это обычно считалось, а, наоборот, исключительная сила воли. В стихах Ахматовой он усмотрел лирическую душу скорее жесткую, чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господствующую, а не угнетенную.
В ахматовской лирике всегда речь идет о чем-то большем, чем непосредственно сказано в стихотворении
«Все отнято и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу.
Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.
Веселой Музы нрав не узнаю
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.
И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется великой хочет дани.
Закрыв лицо, я отвечала ей
Но больше нет ни слез, ни оправданий.
Все отнято и сила, и любовь»
В 20-е 30-е годы у Ахматовой выходят две книги Подорожник и Anno Domini. По сравнению с ранними книгами заметно меняется тональность того романа любви, который до революции временами охватывал почти все содержание лирики Ахматовой, и о котором многие писали как о главном открытии и достижении поэтессы.
Обычно ее стихи - начало драмы, или только ее кульминация, или еще чаще финал и окончание. И здесь опиралась она на богатый опыт русской уже не только поэзии, но и прозы.
Стих Ахматовой предметен: он возвращает вещам первозданный смысл, он останавливает внимание на том, мимо чего мы в обычном состоянии способны пройти равнодушно, не оценить, не почувствовать. Потому же открывается возможность ощутить мир по - детски свежо. Такие стихи, как «Мурка, не ходи, там сыч…», не тематически заданные стихи для детей, но в них есть ощущение совершенно детской непосредственности
«Мурка, не ходи, там сыч
На подушке вышит,
Мурка серый, не мурлыч,
Дедушка услышит.
Няня, не горит свеча,
И скребутся мыши.
Я боюсь того сыча,
Для чего он вышит?»
б) Большая и беспокойная любовь
Стихи Ахматовой - не фрагментарные зарисовки, не разрозненные этюды: острота взгляда сопровождена остротой мысли. Велика их обобщающая сила. Стихотворение может начаться как песенка:
«Я на солнечном восходе
Про любовь пою,
На коленях в огороде
Лебеду полю…»
А заканчивается оно библейски:
«…Будет камень вместо хлеба
Мне наградой злой.
Поэт все время стремиться занять позицию, которая позволяла бы предельно раскрыть чувство, до конца обострить ситуацию, найти последнюю правду. Вот почему у Ахматовой появляются стихи, как бы произнесенные даже из-за смертной черты. Но ни каких загробных, мистических тайн они не несут. И намека нет на что-то потустороннее.
Стихи Ахматовой, и, правда, часто грустны: они несут особую стихию любви - жалости. Есть в народном русском языке, в русской народной песне синоним слова «любить» - слово «жалеть»; «люблю» - «жалею».
Уже в самых первых стихах Ахматова живет не только любовь любовников. Она часто переходит в другую, любовь - жалость, или даже ей противопоставляется, или даже ею вытесняется:
«О нет, я тебя не любила,
Палима сладостным огнем,
Так объясни, какая сила
В печальном имени твоем».
Вот это сочувствие, сопереживание, сострадание в любви - жалости делает многие стихи Ахматовой подлинно народными, эпичными, роднит их со столь близкими ей и любимыми ею некрасовскими стихами. Любовь у Ахматовой в самой себе несет возможность саморазвития, обогащения и расширения беспредельного, глобального, чуть ли не космического.
в) Верность в теме любви в творчестве Ахматовой 20х - 30х годов
В сложные 20-ые годы Анна Ахматова оставалась верна своей тематике. Несмотря на свою громкую славу и страшную эпоху войны и революции, поэзия Ахматовой, верной своим чувствам, оставалась сдержанной и сохраняла простоту своих форм. Именно в этом сказывалась гипнотическая сила ее стихов, благодаря чему, строфы Ахматовой, услышанные или прочитанные всего один раз, часто сохранялись в памяти на долгое время.
Лирика поэтессы постоянно расширялась. В эти годы она обращается в своем творчестве к гражданской, философской лирике, однако продолжает и любовную направленность. Она по-новому изображает любовь, любовное признание; отчаяние и мольба, составляющие стихотворение, всегда кажутся обрывком какого-то разговора, завершение которого мы не услышим:
«А, ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня.
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахорок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе страшный подарок
Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят.
Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенным чадом
Я к тебе никогда не вернусь.
Стихи поэтессы полны недоговоренностей, намеков, скрывающихся в подтексте. Они своеобразны. Лирическая героиня чаще всего говорит как бы сама с собой в состоянии порыва, полубреда. Она не разъясняет, не растолковывает дополнительно происходящее:
«Кое - как удалось разлучиться
И постылый огонь потушить.
Враг мой вечный, пора научиться
Вам кого-нибудь вправду любить.
Я - то вольная. Все мне забава,
Ночью муза слетит утешать,
А на утро притащится слава
Погремушкой над ухом трещать.
Обо мне и молиться не стоит
И, уйдя, оглянуться назад…
Черный ветер меня успокоит.
Веселит золотой листопад.
Как подарок, приму я разлуку
И забвение, как благодать.
Но, скажи мне, на крестную муку
Ты другую посмеешь послать»?
Ахматова не боится быть откровенной в своих признаниях и мольбах, так как уверена, что ее поймут лишь те, кто обладает тем же шрифтом любви. Форма случайно и мгновенно вырвавшейся речи, которую может подслушать каждый проходящий мимо или стоящий поблизости, но не каждый может понять, позволяет ей быть нераспространенной и многозначительной.
В лирике 20х-30х годов сохраняется и предельная концентрированность содержания самого эпизода, лежащего в основе стихотворения. Любовные стихотворения Ахматовой всегда динамичны. У поэтессы почти нет спокойного и безоблачного чувства, любовь у нее всегда кульминационна: она либо предана или угасает:
«…Тебе я милой не была,
Ты мне постыл. А пытка длилась,
И как преступница томилась
Любовь, исполненная зла.
То словно брат.
Молчишь, сердит
Но если встретимся глазами
Тебе клянусь я небесами,
В огне расплавится гранит».
Любовь - это вспышка, молния, испепеляющая страсть, пронзающая все существо человека и эхом отдающаяся по великим безмолвным пространствам.
Волнения любви писательница часто ассоциировала с великой «Песнью Песней» из Библии:
«А в Библии красный клиновый лист
Заложен на Песне Песней…»
Стихи 20-30х годов не подчиняют себе всей жизни, как это было раньше, а вся жизнь, все существование приобретают массу оттенков. Любовь стала не только богаче и многоцветной, но и трагедийней. Подлинное чувство приобретает библейскую торжественную приподнятость:
«Небывалая осень построила купол высокий,
Был приказ облакам этот купол собой не темнить.
И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,
А куда провалились студеные, влажные дни?
Изумрудною стала вода замутненных каналов,
И крапива запахла, как розы, но только сильней.
Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,
Их запомнили все мы до конца наших дней.
Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,
И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,
Что казалось - сейчас заболеет прозрачный подснежник…
Вот когда подошел ты, спокойный, к крыльцу моему».
Лирика Ахматовой напоминает о Тютчеве: бурное столкновение страстей, «поединок роковой». Ахматова, как и Тютчев, импровизирует и в чувстве, и в стихе.
В стихотворении «Муза» (1924) из цикла «Тайны ремесла» она писала:
«Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Перед милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страница Ада?» Отвечает: «Я».
Страсть к импровизации сохранилась и в более позднем периоде творчества. В стихотворении 1956 года «Сон» поэтесса скажет:
«Чем отплачу за царственный подарок?
Куда идти и с кем торжествовать?
И вот пишу как прежде, без помарок,
Мои стихи в сожженную тетрадь».
Конечно же, творчество Анны Ахматовой это не только импровизация. Много раз она переделывала свои стихи, была точна и скурпулезна в выборе слов и их расположения. Дополнялась и перерабатывалась «Поэма без героя», десятилетиями совершенствовались, а иногда менялись строки старых стихов.
«Роковой» тютчевский поединок представляет собой мгновенную вспышку страстей, смертельное единоборство двух одинаково сильных противников, из которых один должен или сдаться, или погибнуть, а другой - победить.
«Не тайны и не печали,
Не мудрой воли судьбы
Эти встречи всегда оставляли
Впечатление борьбы.
Я, с утра угадав минуту, когда ты ко мне войдешь,
Ощущала в руках согнутых
Слабо колющую дрожь…»
«О, как убийственно мы любим» - Ахматова, конечно же, не прошла мимо этой стороны тютчевского миропонимания. Характерно, что нередко любовь, ее победительница властная сила оказывается в ее стихах, к ужасу и смятению героини, обращенной против самой же… любви!
«Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим.
Как вороны кружатся, чуя
Горячую, свежую кровь,
Такие дикие песни, ликуя,
Моя посылала любовь.
С тобою мне сладко и знойно.
Ты близок, как сердце в груди.
Дай руку мне, слушай спокойно.
Тебя заклинаю: уйди.
И пусть не узнаю я, где ты,
О Муза, его не зови,
Да будет живым, невоспетым
Моей не узнавшей любви.
Любовная лирика Ахматовой 20-30х годов в несравненно большей степени, чем прежде, обращена к внутренней, потаенно-духовной жизни. Одним из средств постижения тайной, сокрытой жизни души является обращение к снам, что делает стихи этого периода более психологичными.
«Но если встретимся глазами
Тебе клянусь я небесами,
В огне расплавится гранит».
Недаром в одном из посвященных ей стихотворений Н. Гумилева Ахматова изображена с молниями в руке:
«Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке».
ахматова поэтесса любовь лирика
Тема любви, безусловно, занимает в поэзии Анны Ахматовой центральное место. Неподдельная искренность любовной лирики Ахматовой в сочетании со строгой гармонией позволили современникам называть ее русской Сафо сразу же после выхода первых поэтических сборников. Ранняя любовная лирика Анны Ахматовой воспринималась как своеобразный лирический дневник.
Однако изображение романтически преувеличенных чувств не свойственно ее поэзии. Ахматова говорит о простом человеческом счастье и о земных, обычных горестях: о разлуке, измене, одиночестве, отчаянии – обо всем, что близко многим, что способен испытать и понять каждый. Любовь в лирике А. Ахматовой предстает как “поединок роковой”, она почти никогда не изображается безмятежно, идиллически, а, наоборот, в предельно кризисном выражении: в момент разрыва, разлуки, утраты чувства или первого бурного ослепления страстью. Обычно ее стихи – начало драмы или ее кульминация. “Мукой живой души” платит ее лирическая героиня за любовь. Сочетание лиризма и эпичности сближает стихи А. Ахматовой с жанрами романа, новеллы, драмы, лирического дневника.
Одна из тайн ее поэтического дара заключается в умении полно выразить самое интимное в себе и окружающем мире. В ее стихах поражает струнная напряженность переживаний и безошибочная меткость острого их выражения. В этом сила Ахматовой. Тесно переплетены в стихах Анны Ахматовой тема любви и тема творчества. В духовном облике героини ее любовной лирики угадывается “крылатость” творческой личности. Трагическое соперничество Любви и Музы отразилось во многих произведениях, начиная с раннего, 1911 года. Однако Ахматова предвидит, что поэтическая слава не может заменить любви и счастья земного.
Интимная лирика А – Ахматовой не ограничивается лишь изображением отношений любящих. В ней всегда – неиссякаемый интерес поэта к внутреннему миру человека. Своеобразие ахматовских стихов о любви, оригинальность поэтического голоса, передающего самые сокровенные мысли и чувства лирической героини, наполненность стихов глубочайшим психологизмом не могут не вызывать восхищения. Как никто другой Ахматова умеет раскрыть самые потаенные глубины внутреннего мира человека, его переживания, состояния, настроения. Поразительная психологическая убедительность достигается использованием очень емкого и лаконичного приема красноречивой детали (перчатка, кольцо, тюльпан в петлице…).
“Земная любовь” у А. Ахматовой подразумевает и любовь к окружающему человека “земному миру”. Изображение человеческих отношений неотрывно от любви к родной земле, к народу, к судьбе страны. Пронизывающая поэзию А. Ахматовой идея духовной связи с Родиной выражается в готовности пожертвовать ради нее даже счастьем и близостью с самыми дорогими людьми (“Молитва”), что впоследствии так трагически сбылось в ее жизни.
До библейских высот поднимается она в описании материнской любви. Страдания матери, обреченной видеть крестные муки своего сына, просто потрясают в “Реквиеме”: Хор ангелов великий час восславил, И небеса расплавились в огне. Отцу сказал: “Почто Меня оставил!” А Матери: “О, не рыдай Мене…” Магдалина билась и рыдала, Ученик любимый каменел, А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел. Таким образом, поэзия А. Ахматовой не только исповедь влюбленной женщины, это исповедь человека, живущего всеми бедами, болями и страстями своего времени и своей земли.
Анна Ахматова как бы объединила “женскую” поэзию с поэзией основного потока. Но это объединение лишь кажущееся – Ахматова очень умна: сохранив тематику и многие приемы женской поэзии, она коренным образом переработала и то, и другое в духе не женской, а общечеловеческой поэтики. Мир глубоких и драматических переживаний, очарование, богатство и неповторимость личности запечатлелись в любовной лирике Анны Ахматовой.
а) Любовь - «Пятое время года»
«Великая земная любовь» - вот движущее начало всей ее лирики. Именно она заставила по - иному увидеть мир. В одном из своих стихотворений Ахматова назвала любовь «пятым временем года». Из этого - то необычного, пятого, времени увиденные ею остальные четыре, обычные. В состоянии любви мир видится заново. Обостренны и напряженны все чувства. И открывается необычность обычного. Человек начинает воспринимать мир с удесятеренной силой, действительно достигая в ощущении жизни вершин. Мир открывается в другой реальности: «Ведь звезды были крупнее, Ведь пахли иначе травы…»
«То пятое время года,
Только его славословь.
Дыши последней свободой,
Оттого, что это - любовь.
Высоко небо взлетело,
Легчи очертанья вещей,
И уже не празднует тело
Годовщину грусти совей».
Любовь у Ахматовой почти никогда не предстает в спокойном пребывании. Чувство, само по себе острое и необычайное, получает дополнительную остроту и необычность, проявляясь в предельном кризисном выражении - взлета или падения, первой пробуждающей встречи или совершившегося разрыва, смертельной опасности или смертной тоски.
О том, что любовная тема в произведениях Ахматовой намного шире и значительнее своих традиционных рамок, прозорливо написал в статье 1915 года молодой критик и поэт Н.В. Недобров. Он по сути был единственным, кто понял раньше других подлинную масштабность поэзии Ахматовой, указав, что отличительной чертой личности поэтессы является не слабость и надломленность, как это обычно считалось, а, наоборот, исключительная сила воли. В стихах Ахматовой он усмотрел лирическую душу скорее жесткую, чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господствующую, а не угнетенную.
В ахматовской лирике всегда речь идет о чем-то большем, чем непосредственно сказано в стихотворении
«Все отнято и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу.
Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.
Веселой Музы нрав не узнаю
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.
И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется великой хочет дани.
Закрыв лицо, я отвечала ей
Но больше нет ни слез, ни оправданий.
Все отнято и сила, и любовь»
В 20-е 30-е годы у Ахматовой выходят две книги Подорожник и Anno Domini. По сравнению с ранними книгами заметно меняется тональность того романа любви, который до революции временами охватывал почти все содержание лирики Ахматовой, и о котором многие писали как о главном открытии и достижении поэтессы. Обычно ее стихи - начало драмы, или только ее кульминация, или еще чаще финал и окончание. И здесь опиралась она на богатый опыт русской уже не только поэзии, но и прозы. Стих Ахматовой предметен: он возвращает вещам первозданный смысл, он останавливает внимание на том, мимо чего мы в обычном состоянии способны пройти равнодушно, не оценить, не почувствовать. Потому же открывается возможность ощутить мир по - детски свежо. Такие стихи, как «Мурка, не ходи, там сыч…», не тематически заданные стихи для детей, но в них есть ощущение совершенно детской непосредственности
«Мурка, не ходи, там сыч
На подушке вышит,
Мурка серый, не мурлыч,
Дедушка услышит.
Няня, не горит свеча,
И скребутся мыши.
Я боюсь того сыча,
Для чего он вышит?»
б) Большая и беспокойная любовь
Стихи Ахматовой - не фрагментарные зарисовки, не разрозненные этюды: острота взгляда сопровождена остротой мысли. Велика их обобщающая сила. Стихотворение может начаться как песенка:
«Я на солнечном восходе
Про любовь пою,
На коленях в огороде Лебеду полю…»
«…Будет камень вместо хлеба
Мне наградой злой.
Поэт все время стремиться занять позицию, которая позволяла бы предельно раскрыть чувство, до конца обострить ситуацию, найти последнюю правду. Вот почему у Ахматовой появляются стихи, как бы произнесенные даже из-за смертной черты. Но ни каких загробных, мистических тайн они не несут. И намека нет на что-то потустороннее.
Стихи Ахматовой, и, правда, часто грустны: они несут особую стихию любви - жалости. Есть в народном русском языке, в русской народной песне синоним слова «любить» - слово «жалеть»; «люблю» - «жалею».
Уже в самых первых стихах Ахматова живет не только любовь любовников. Она часто переходит в другую, любовь - жалость, или даже ей противопоставляется, или даже ею вытесняется:
«О нет, я тебя не любила,
Палима сладостным огнем,
Так объясни, какая сила
В печальном имени твоем».
Вот это сочувствие, сопереживание, сострадание в любви - жалости делает многие стихи Ахматовой подлинно народными, эпичными, роднит их со столь близкими ей и любимыми ею некрасовскими стихами. Любовь у Ахматовой в самой себе несет возможность саморазвития, обогащения и расширения беспредельного, глобального, чуть ли не космического.
в) Верность в теме любви в творчестве Ахматовой 20х - 30х годов
В сложные 20-ые годы Анна Ахматова оставалась верна своей тематике. Несмотря на свою громкую славу и страшную эпоху войны и революции, поэзия Ахматовой, верной своим чувствам, оставалась сдержанной и сохраняла простоту своих форм. Именно в этом сказывалась гипнотическая сила ее стихов, благодаря чему, строфы Ахматовой, услышанные или прочитанные всего один раз, часто сохранялись в памяти на долгое время.
Лирика поэтессы постоянно расширялась. В эти годы она обращается в своем творчестве к гражданской, философской лирике, однако продолжает и любовную направленность. Она по-новому изображает любовь, любовное признание; отчаяние и мольба, составляющие стихотворение, всегда кажутся обрывком какого-то разговора, завершение которого мы не услышим:
«А, ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня.
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе страшный подарок
Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят.
Ни стоном, ни взглядом Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенным чадом
Я к тебе никогда не вернусь.
Стихи поэтессы полны недоговоренностей, намеков, скрывающихся в подтексте. Они своеобразны. Лирическая героиня чаще всего говорит как бы сама с собой в состоянии порыва, полубреда. Она не разъясняет, не растолковывает дополнительно происходящее:
«Кое - как удалось разлучиться
И постылый огонь потушить.
Враг мой вечный, пора научиться
Вам кого-нибудь вправду любить.
Я - то вольная. Все мне забава,
Ночью муза слетит утешать,
А на утро притащится слава
Погремушкой над ухом трещать.
Обо мне и молиться не стоит
И, уйдя, оглянуться назад…
Черный ветер меня успокоит.
Веселит золотой листопад.
Как подарок, приму я разлуку
И забвение, как благодать.
Но, скажи мне, на крестную муку
Ты другую посмеешь послать»?
Ахматова не боится быть откровенной в своих признаниях и мольбах, так как уверена, что ее поймут лишь те, кто обладает тем же шрифтом любви. Форма случайно и мгновенно вырвавшейся речи, которую может подслушать каждый проходящий мимо или стоящий поблизости, но не каждый может понять, позволяет ей быть нераспространенной и многозначительной.
В лирике 20х-30х годов сохраняется и предельная концентрированность содержания самого эпизода, лежащего в основе стихотворения. Любовные стихотворения Ахматовой всегда динамичны. У поэтессы почти нет спокойного и безоблачного чувства, любовь у нее всегда кульминационна: она либо предана или угасает:
«…Тебе я милой не была,
Ты мне постыл. А пытка длилась,
И как преступница томилась
Любовь, исполненная зла.
То словно брат.
Молчишь, сердит
Но если встретимся глазами
Тебе клянусь я небесами,
В огне расплавится гранит».
Любовь - это вспышка, молния, испепеляющая страсть, пронзающая все существо человека и эхом отдающаяся по великим безмолвным пространствам.
Волнения любви писательница часто ассоциировала с великой «Песнью Песней» из Библии:
«А в Библии красный клиновый лист
Заложен на Песне Песней…»
Стихи 20-30х годов не подчиняют себе всей жизни, как это было раньше, а вся жизнь, все существование приобретают массу оттенков. Любовь стала не только богаче и многоцветной, но и трагедийней. Подлинное чувство приобретает библейскую торжественную приподнятость:
«Небывалая осень построила купол высокий,
Был приказ облакам этот купол собой не темнить.
И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,
А куда провалились студеные, влажные дни?
Изумрудною стала вода замутненных каналов,
И крапива запахла, как розы, но только сильней.
Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,
Их запомнили все мы до конца наших дней.
Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,
И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,
Что казалось - сейчас заболеет прозрачный подснежник…
Вот когда подошел ты, спокойный, к крыльцу моему».
Лирика Ахматовой напоминает о Тютчеве: бурное столкновение страстей, «поединок роковой». Ахматова, как и Тютчев, импровизирует и в чувстве, и в стихе.
В стихотворении «Муза» (1924) из цикла «Тайны ремесла» она писала:
«Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Перед милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страница Ада?» Отвечает: «Я».
Страсть к импровизации сохранилась и в более позднем периоде творчества. В стихотворении 1956 года «Сон» поэтесса скажет:
«Чем отплачу за царственный подарок?
Куда идти и с кем торжествовать?
И вот пишу как прежде, без помарок,
Мои стихи в сожженную тетрадь».
Конечно же, творчество Анны Ахматовой это не только импровизация. Много раз она переделывала свои стихи, была точна и скрупулёзна в выборе слов и их расположения. Дополнялась и перерабатывалась «Поэма без героя», десятилетиями совершенствовались, а иногда менялись строки старых стихов.
«Роковой» тютчевский поединок представляет собой мгновенную вспышку страстей, смертельное единоборство двух одинаково сильных противников, из которых один должен или сдаться, или погибнуть, а другой - победить.
«Не тайны и не печали,
Не мудрой воли судьбы
Эти встречи всегда оставляли
Впечатление борьбы.
Я, с утра угадав минуту, когда ты ко мне войдешь,
Ощущала в руках согнутых
Слабо колющую дрожь…»
«О, как убийственно мы любим» - Ахматова, конечно же, не прошла мимо этой стороны тютчевского миропонимания. Характерно, что нередко любовь, ее победительница властная сила оказывается в ее стихах, к ужасу и смятению героини, обращенной против самой же… любви!
«Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим.
Как вороны кружатся, чуя
Горячую, свежую кровь,
Такие дикие песни, ликуя,
Моя посылала любовь.
С тобою мне сладко и знойно.
Ты близок, как сердце в груди.
Дай руку мне, слушай спокойно.
Тебя заклинаю: уйди.
И пусть не узнаю я, где ты,
О Муза, его не зови,
Да будет живым, невоспетым
Моей не узнавшей любви.
Любовная лирика Ахматовой 20-30х годов в несравненно большей степени, чем прежде, обращена к внутренней, потаенно - духовной жизни. Одним из средств постижения тайной, сокрытой жизни души является обращение к снам, что делает стихи этого периода более психологичными.
«Но если встретимся глазами
Тебе клянусь я небесами,
В огне расплавится гранит».
Недаром в одном из посвященных ей стихотворений Н.Гумилева Ахматова изображена с молниями в руке:
«Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке».
Любовь То змейкой, свернувшись клубком, У самого сердца колдует, То целые дни голубком На белом окошке воркует, То в инее ярком блеснёт, Почудится в дреме левкоя… Но верно и тайно ведёт От радости и от покоя. Умеет так сладко рыдать В молитве тоскующей скрипке, И страшно её угадать В ещё не знакомой улыбке.
На рубеже прошлого и нынешнего столетий, на кануне революции, в эпоху потрясённую двумя мировыми войнами, в России возникла и сложилась самая значительная во всей мировой литературе нового времени «женская» поэзия – поэзия Анны Ахматовой. Впервые женщина обрела поэтический голос такой силы. Анна Ахматова – самая характерная героиня своего времени, явленная в бесконечном разнообразии женских судеб. Великая земная любовь является движущим началом всей лирики Ахматовой. Благодаря ее великолепным стихам читатель по-другому, более реалистично, видит мир. Именно любовь у Анны Ахматовой является основным центром, который сводит к себе весь остальной мир ее поэзии. То п ятое в ремя г ода, Только е го с лавословь. Диши п оследней с вободой, Оттого, ч то э то л юбовь. Высоко н ебо в злетело, Легки о чертанья в ещей, И у же н е п разднует т ело Годовщину г русти с воей. В этом стихотворении Ахматова назвала любовь «пятым временем года». Из этого необычного, пятого времени увидены ею остальные четыре, обычные. В состоянии любви мир видится заново. Обострены и напряжены все чувства. Человек начинает воспринимать мир с удесятерённой силой, действительно достигая в ощущении жизни вершин. Мир открывается в дополнительной реальности: Ведь звёзды были крупнее, Ведь пахли иначе травы. Поэтому стих Ахматовой так предметен: он возвращает вещам первозданный смысл, он останавливает внимание на том, мимо чего мы в обычном состоянии способны пройти равнодушно, не оценить, не почувствовать. Над засохшей повиликою Мягко плавает пчела… « ВЕЛИКАЯ ЗЕМНАЯ ЛЮБОВЬ » В ЛИРИКЕ АХМАТОВОЙ
Ахматова - самая характерная героиня своего времени, явленная в бесконечном разнообразии женских судеб: любовницы и жены, вдовы и матери, изменявшей и оставляемой. По выражению А. Коллонтай, Ахматова дала «целую книгу женской души». Она «вылила в искусстве» сложную историю женского характера переломной эпохи, его истоков, ломки, нового становления. «Великая земная любовь» - вот движущее начало всей лирики Ахматовой. Именно она заставила по-иному - уже не символизма и не акмеизма, а, если воспользоваться привычным определением,реалистически - увидеть мир. Есть центр, который как бы сводит к себе весь остальной мир ее поэзии, оказывается ее основным нервом, ее идеей и принципом. Это любовь. Стихия женской души неизбежно должна была начать с такого заявления себя в любви. Герцен сказал однажды как о великой несправедливости в истории человечества о том, что женщина «загнана в любовь». В известном смысле вся лирика (особенно ранняя) Анны Ахматовой «загнана в любовь». Но здесь же прежде всего и открывалась возможность выхода. Именно здесь рождались подлинно поэтические открытия, такой взгляд на мир, что позволяет говорить о поэзии Ахматовой как о новом явлении в развитии русской лирики двадцатого века. В ее поэзии есть и «божество», и «вдохновение». Сохраняя высокое значение идеи любви, связанное с символизмом, Ахматова возвращает ей живой и реальный, отнюдь не отвлеченный характер.
РОМАННОСТЬ В ЛИРИКЕ АХМАТОВОЙ Лирика Ахматовой периода её первых книг – почти исключительно лирика любви. Её новаторство как художника проявилось первоначально именно в этой традиционно вечной, многократно и, казалось бы, до конца разыгранной теме. Новизна любовной лирики Ахматовой бросилась в глаза современникам чуть ли не с первых ее стихов, опубликованных еще в «Аполлоне», но, к сожалению, тяжелое знамя акмеизма, под которое встала молодая поэтесса, долгое время как бы драпировало в глазах многих ее истинный, оригинальный облик и заставляло постоянно соотносить ее стихи то с акмеизмом, то с символизмом, то с теми или иными почему-либо выходившими на первый план лингвистическими или литературоведческими теориями. Нередко миниатюры Ахматовой были, в соответствии с ее излюбленной манерой, принципиально не завершены и походили не столько на маленький роман в его, так сказать, традиционной форме, сколько на случайно вырванную страничку из романа или даже часть страницы, не имеющей ни начала, ни конца и заставляющей читателя додумывать то, что происходило между героями прежде.
Хочешь знать, как все это было? - Три в столовой пробило, И прощаясь, держась за перила, Она словно с трудом говорила: «Это все... Ах, нет, я забыла, Я люблю вас, я вас любила Еще тогда!» «Да». Стихотворение «Хочешь знать, как все это было?...» написано в 1910 году, то есть еще до того, как вышла первая ахматовская книжка «Вечер»(1912), но одна из самых характерных черт поэтической манеры Ахматовой в нем уже выразилась в очевидной и последовательной форме. Ахматова всегда предпочитала «фрагмент» связному, последовательному и повествовательному рассказу, так как он давал прекрасную возможность насытить стихотворение острым и интенсивным психологизмом; кроме того, как ни странно, фрагмент придавал изображаемому своего рода документальность: ведь перед нами и впрямь как бы не то отрывок из нечаянно подслушанного разговора, не то оброненная записка, не предназначавшаяся для чужих глаз. Мы, таким образом, заглядываем в чужую драму как бы ненароком, словно вопреки намерениям автора, не предполагавшего нашей невольной нескромности.
Роль деталей в стихах о любви у Ахматовой У Ахматовой встречаются стихи, которые «сделаны» буквально из обихода, из житейского немудреного быта - вплоть до позеленевшего рукомойника, на котором играет бледный вечерний луч. Невольно вспоминаются слова, сказанные Ахматовой в старости, о том, что стихи «растут из сора», что предметом поэтического воодушевления и изображения может стать даже пятно плесени на сырой стене, и лопухи, и крапива, и сырой забор, и одуванчик Самое важное в ее ремесле - жизненность и реалистичность, способность увидеть поэзию в обычной жизни - уже было заложено в ее таланте самой природой. Недаром, говоря об Ахматовой, о ее любовной лирике, критики впоследствии замечали, что ее любовные драмы, развертывающиеся в стихах, происходят как бы в молчании: ничто не разъясняется, не комментируется, слов так мало, что каждое из них несет огромную психологическую нагрузку. Предполагается, что читатель или должен догадаться, или же, что скорее всего, постарается обратиться к собственному опыту, и тогда окажется, что стихотворение очень широко по своему смыслу: его тайная драма, его скрытый сюжет относится ко многим и людям.
Ее любовный стих, в том числе и самый ранний, печатавшийся на страницах «Аполлона» и «Гиперборея», стих еще несовершенный («первые робкие попытки», - сказала Ахматова впоследствии), иногда почти отроческий по интонации, все же произрастал из непосредственных жизненных впечатлений, хотя эти впечатления и ограничивались заботами и интересами «своего круга». Поэтическое слово молодой Ахматовой, автора вышедшей в 1912 году первой книги стихов «Вечер», было очень зорким и внимательным по отношению ко всему, что попадало в поле ее зрения. Конкретная, вещная плоть мира, его четкие материальные контуры, цвета, запахи, штрихи, обыденно обрывочная речь - все это не только бережно переносилось в стихи, но и составляло их собственное существование, давало им дыхание и жизненную силу. При всей не распространенности первых впечатлений, послуживших основой сборника «Вечер», то, что в нем запечатлелось, было выражено и зримо, и точно, и лаконично. Уже современники Ахматовой заметили, какую необычно большую роль играла в стихах юной поэтессы строгая, обдуманно локализованная житейская деталь. Она была у нее не только точной. Не довольствуясь одним определением какой-либо стороны предмета, ситуации или душевного движения, она подчас осуществляла весь замысел стиха, так что, подобно замку, держала на себе всю постройку произведения. В стихотворении «Смятение» Ахматова пишет: Не любишь, не хочешь смотреть? О, как ты красив, проклятый! И я не могу взлететь, А с детства была крылатой. Мне очи застит туман, Сливаются вещи и лица, И только красный тюльпан, Тюльпан у тебя в петлице. Не правда ли, стоит этот тюльпан, как из петлицы, вынуть из стихотворения, и оно немедленно померкнет!.. Почему? Не потому ли, что весь этот молчаливый взрыв страсти, отчаяния, ревности и поистине смертной обиды - одним словом, все, что составляет в эту минуту для этой женщины смысл ее жизни, все сосредоточилось, как в красном гаршинском цветке зла, именно в тюльпане: ослепительный и надменный, маячащий на самом уровне ее глаз, он один высокомерно торжествует в пустынном и застланном пеленою слез, безнадежно обесцветившемся мире. Ситуация стихотворения такова, что не только героине, но и нам, читателям, кажется, что тюльпан не «деталь» и уж, конечно, не «штрих», а что он живое существо, истинный, полноправный и даже агрессивный герой произведения, внушающий нам некий невольный страх, перемешанный с полутайным восторгом и раздражением.
Любовная лирика Ахматовой в 20- е и 30- е годы В е годы по сравнению с ранними книгами заметно меняется тональность того романа любви, который до революции временами охватывал почти все содержание лирики Ахматовой и о котором многие писали как о главном открытии достижении поэтессы. Оттого что лирика Ахматовой на протяжении всего послереволюционного двадцатилетия постоянно расширялась, вбирая в себя все новые и новые, раньше не свойственные ей области, любовный роман, не перестав быть главенствующим, все же занял теперь в ней лишь одну из поэтических территорий. Однако инерция читательского восприятия была настолько велика, что Ахматова и в эти годы, ознаменованные обращением ее к гражданской, философской и публицистической лирике, все же представлялась глазам большинства как только и исключительно художник любовного чувства. Мы понимаем, что это было далеко не так. Разумеется, расширение диапазона поэзии, явившееся следствием перемен в миропонимании и мироощущении поэтессы, не могло, в свою очередь, не повлиять на тональность и характер собственно любовной лирики. Правда, некоторые характерные ее особенности остались прежними. Любовный эпизод, например, как и раньше, выступает перед нами в своеобразном ахматовском обличье: он, в частности, никогда последовательно не развернут, в нем обычно нет ни конца, ни начала; любовное признание, отчаяние или мольба, составляющие стихотворение, всегда кажутся читателю как бы обрывком случайно подслушанного разговора, который начался не при нас и завершения которого мы тоже не услышим:
А, ты думал - я тоже такая, Что можно забыть меня. И что брошусь, моля и рыдая, Под копыта гнедого коня. Или стану просить у знахарок В наговорной воде корешок И пришлю тебе страшный подарок - Мой заветный душистый платок. Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом Окаянной души не коснусь, Но клянусь тебе ангельским садом, Чудотворной иконой клянусь И ночей наших пламенным чадом Я к тебе никогда не вернусь. «А, ты думал - я тоже такая…»
Эта особенность ахматовской любовной лирики, полной недоговоренностей, намеков, уходящей в далекую, глубину подтекста, придает ей истинную своеобразность. Героиня ахматовских стихов, чаще всего говорящая как бы сама с собой в состоянии порыва, полубреда или экстаза, не считает, естественно, нужным, да и не может дополнительно разъяснять и растолковывать нам все происходящее. Передаются лишь основные сигналы чувств, без расшифровки, без комментариев, наспех - по торопливой азбуке любви. Подразумевается, что степень душевной близости чудодейственно поможет нам понять как недостающие звенья, так и общий смысл только что происшедшей драмы. Отсюда - впечатление крайней интимности, предельной откровенности и сердечной открытости этой лирики, что кажется неожиданным и парадоксальным, если вспомнить ее одновременную закодированность и субъективность. Критика 30-ых годов иногда писала, имея в виду толкование Ахматовой некоторых пушкинских текстов, об элементах фрейдизма в ее литературоведческом методе. Это сомнительно. Но напряженный, противоречивый и драматичный психологизм ее любовной лирики, нередко ужасающейся темных и неизведанных глубин человеческого чувства, свидетельствует о возможной близости ее к отдельным идеям Фрейда, вторично легшим на опыт, усвоенный от Гоголя, Достоевского, Тютчева и Анненского. Во всяком случае, значение, например, художественной интуиции как формы «бессознательного» творчества, вдохновения и экстаза подчеркнуто ею неоднократно. Однако в художественно-гносеологическом плане здесь, в истоках, не столько, конечно, Фрейд, сколько уходящее к Тютчеву и романтикам дуалистическое разделение мира на две враждующие стихии - область Дня и область Ночи, столкновение которых рождает непримиримые и глубоко болезненные противоречия в человеческой душе. Лирика Ахматовой, не только любовная, рождается на самом стыке этих противоречий из соприкосновения Дня с Ночью и Бодрствования со Сном:
Когда бессонный мрак вокруг клокочет, Тот солнечный, тот ландышевый клин Врывается во тьму декабрьской ночи. Интересно, что эпитеты «дневной» и «ночной», внешне совершенно обычные, кажутся в ее стихе, если не знать их особого значения, странными, даже неуместными: Уверенно в дверь постучится И, прежний, веселый, дневной, Войдет он и скажет: «Довольно, Ты видишь, я тоже простыл»... Характерно, что слово «дневной» синонимично здесь словам «веселый» и «уверенный». Так же, вслед за Тютчевым, могла бы она повторить знаменитые его слова: Как океан объемлет шар земной, Земная жизнь кругом объята снами... Сны занимают в поэзии Ахматовой большое место. Но - так или иначе - любовная лирика Ахматовой х годов в несравненно большей степени, чем прежде, обращена к внутренней, потаенно-духовной жизни. Ведь и сны, являющиеся у нее одним из излюбленных художественных средств постижения тайной, сокрытой, интимной жизни души, свидетельствуют об этой устремленности художника внутрь, в себя, в тайное тайных вечно загадочного человеческого чувства. Стихи этого периода в общем более психологичны. Если в «Вечере» и «Четках» любовное чувство изображалось, как правило, с помощью крайне немногих вещных деталей (вспомним образ красного тюльпана), то сейчас, ни в малейшей степени не отказываясь от использования выразительного предметного штриха, Анна Ахматова, при всей своей экспрессивности, все же более пластична в непосредственном изображении психологического содержания. Надо только помнить, что пластичность ахматовского любовного стихотворения ни в малейшей мере не предполагает описательности, медленной текучести или повествовательности. Перед нами по-прежнему - взрыв, катастрофа, момент неимоверного напряжения двух противоборствующих сил, сошедшихся в роковом поединке, но зато теперь это затмившее все горизонты грозовое облако, мечущее громы и молнии, возникает перед нашими глазами во всей своей устрашающей красоте и могуществе, в неистовом клублении темных форм и ослепительной игре небесного света: Недаром в одном из посвященных ей стихотворении Н. Гумилева Ахматова изображена с молниями в руке: Она светла в часы томлений И держит молнии в руке, И четки сны ее, как тени На райском огненном песке
Список используемой литературы 1.Агеносов В.В. «Русская литература XX века».-М.: Дрофа Ахматова А. « Я стала песней и судьбой…».-С.: Приволжское книжное издательство Кормилов С.И. «Поэтическое творчество Анны Ахматовой».-М.: Просвещение Кралин М. « Артур и Анна».-Л.: Дрофа Максимов Д.Е. «Русские поэты начала XX века».-Л Мейлаха М. «Стихотворения Анны Ахматовой».-Д.: Адиб Павловский А.И. «Анна Ахматова: Жизнь и творчество».-М.: Просвещение.1991
ВВЕДЕНИЕ
В творчестве Ахматовой четко различаются три периода, каждому из которых соответствует определенный угол авторского зрения, обусловливающий тот или иной круг идей и мотивов, общность поэтических средств. Основные художественные принципы Ахматовой сложились именно в начальный период, отмеченный сборниками «Вечер» и «Четки».
Лирика Ахматовой - это, по преимуществу, а если иметь в виду раннее творчество, то и почти исключительно лирика любви. Недаром поэтессу сразу же и в один голос, едва вышли «Вечер» и «Четки», титуловали званием «Сафо нового времени». Ее новаторство как художника проявилось первоначально именно в этой традиционно-вечной, многократно и, казалось бы, до конца разыгранной теме.
Новизна любовной лирики Ахматовой бросилась в глаза современникам чуть ли не с первых ее стихов, опубликованных еще в «Аполлоне», но, к сожалению, тяжелое знамя акмеизма, под которое встала молодая поэтесса, долгое время как бы драпировало в глазах многих ее истинный, оригинальный облик и заставляло постоянно соотносить ее стихи то с акмеизмом, то с символизмом, то с теми или иными почему-либо выходившими на первый план лингвистическими или литературоведческими теориями. Между тем любовная лирика Ахматовой, обратившая на себя внимание знатоков уже в 1912 году, когда вышел «Вечер», с течением времени, в предреволюционные, а затем и в первые послереволюционные годы, завоевывала все новые и новые читательские круги и поколения, не переставая быть объектом восхищенного интереса ценителей и поэтических гурманов из того круга, откуда она вышла.
Новые оттенки чувства, которые сумела открыть Ахматова в старой любовной теме, воплотив их в простой и строгой, благородной и лаконичной индивидуальной форме, связаны с правдивым, современным и реалистическим подходом к этой теме, характерным скорее для психологической прозы, чем для поэзии. В этом смысле прав был друг Ахматовой, поэт О. Мандельштам, когда он писал: «Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность и богатство русского романа XIX в.»
Особенностям ранней лирики Ахматовой и изображению в ее творчестве темы любви и посвящена данная работа.
1. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
Основное место в лирике Ахматовой бесспорно занимает любовная тема. Любовь в стихотворениях Ахматовой - это чувство живое и подлинное, глубокое и человечное, хотя в силу реальных жизненных причин обычно тронутое печатью облагораживающего страдания. Чувство поэтессы знает разных героев, и мы в настоящее время, в свете биографических данных, можем назвать их имена и распознать их непохожие друг на друга лица в ее поэтическом изображении, и в то же время они сливаются в едином образе большой, настоящей любви. Это чувство не легкое и разбросанное, но сосредоточенное, не безответственное в своей мимолетности, а всеохватывающее и внутренне необходимое. Отсюда - высокое благородство, большая нравственная чистота ее любовных стихов.
У Ахматовой сложилась концепция любви, воплощение которой составило психолого-поэтическое открытие в русской лирике ХХ века. Ахматова отошла от символистского стереотипа изображения любви как преломления в душе человека неких мировых сущностей (вселенской гармонии, стихийного или хаотического начала) и сосредоточила свое внимание на "земных приметах", психологическом аспекте любви.
Новым (вернее, редким в истории поэзии, в том числе и русской) было в особенности то, что устами Ахматовой заговорила женщина). Из объекта поэтического чувства женщина стала в поэзии лирическим героем. По примеру Ахматовой дар поэтического слова обрели ее бесчисленные подражательницы и последовательницы, торопившиеся излить в стихах интимные переживания женской души. Но стихи Ахматовой менее всего были "женскими" или "дамскими" стихами, подобно творчеству ее многочисленных - в большинстве своем забытых - подражательниц, Как в народной женское песне, в любовных стихах Ахматовой женское чувство имеет общечеловеческое звучание подобно тому как общечеловечны "мужские" стихи Пушкина или Гете.
Каковы бы ни были взаимоотношения мужчины и женщины, воспроизводимые классикой, их основа - чувство с положительным знаком, даже если это уходящее или минувшее чувство. И «несчастная любовь» не исключение, а аспект направленного изображения; "несчастье" тут стоит в одном ряду с "безумным счастьем", с "восторгом", с "радостью", что "не знает предела", - в одном ряду, но на другом полюсе. Ахматова же фокусирует свой взгляд на любви-нелюбви, на переплетении и столкновении эмоциональных противоположностей, даже крайностей, на отсутствии подлинной, глубинной близости - при наличии интимности. Поэзия осваивает особый, ранее не изображавшийся вариант схождения-расхождения, особую разновидность поведенческой ситуации.
Сущность любви, по Ахматовой, драматична. В выстраивании сюжетов ранних сборников, варьирующих мотивы несостоявшейся встречи, разлуки, обманутой надежды, видится следующая закономерность: в самой природе любви, любовной страсти заключена некая недосягаемость блаженства, постоянства, гармонии, взаимности. Но драматична, по Ахматовой, не только любовь без взаимности, но и "счастливая". "Остановленное мгновение" счастья умирает, ибо утоление любви чревато тоской и охлаждением. Анализу этого состояния посвящено стихотворение "Есть в близости людей заветная черта...".
В подобной трактовке любви косвенным образом отразился напряженный драматизм существования личности в преддверии мировых катастроф. Отсюда - мотив ожидания гибели, подспудно проходящий через лирические миниатюры "Вечера" и "Четок". Любовь в художественном мире Ахматовой - начало экзистенциальное: сквозь призму любовной драмы постигаются закономерности жизни души. Любовная страсть, по Ахматовой, совершенно меняет ощущение мира. Масштабы восприятия реальности оказываются сдвинутыми, горизонты души, всецело поглощенной любовью, сужаются, любовь нередко становится силой, подавляющей человека ("И я не могу взлететь, / А с детства была крылатой"). Но в то же время все, что попадает в поле внимания любящего, обретает особую субстанциальную значимость. Поэтому любовь становится творческим приемом постижения мира, ибо лирическая героиня в состоянии любовного томления чрезвычайно остро воспринимает реальность.
Любовная повесть развертывается и вширь и вглубь - и как цепь драматических событий, и как наслоение переживаний и самоощущений. "Я" и "ты" ("она" и "он") многообразно обнаруживают несходство взаимовосприятия, соответственно личностного поведения: он для нее - "милый", даже "непоправимо милый", "самый нежный, самый кроткий", "мудрый и смелый", "сильный и свободный", но и "наглый и злой", "пленник чужой"; она для него - "незнакомка", обессиленная своим влечением, чувственно желанная, но душевно безразличная ("Какую власть имеет человек, / Который даже нежности не просит!"). Она - мучительно страдает, ей горько, больно, он - иронизирует, рисуется, наслаждается своей властью ("О, я знаю: его отрада - / Напряженно и страстно знать, / Что ему ничего не надо, / Что мне не в чем ему отказать"). Она ему: "Ты знаешь, я томлюсь в неволе, / О смерти Господа моля", он - ей: "...иди в монастырь / Или замуж за дурака...". Она вместе с тем уверена в проникающей силе чувства, в неотвратимости его воздействия ("Я была твоей бессонницей, / Я тоской твоей была", "А обидишь словом бешеным - / Станет больно самому"), он, при всем своем высокомерии, порой испытывает беспокойство, тревогу ("проснувшись, ты застонал").
Ее мучение переливается в мстительное предупреждение ("О, как ты часто будешь вспоминать/Внезапную тоску неназванных желаний"), он иной раз готов оправдываться ("Я с тобой, мой ангел, не лукавил"), в его чувственное желание порой прорывается истинное чувство ("Как божье солнце, меня любил"), так что и определение "безответная любовь" (тоже используемое) вряд ли годится, оно сужает, упрощает ситуацию. Кое-когда происходит и перемена ролей: мужчине (точнее, "мальчику") дано испытать "горькую боль первой любви", женщина остается к нему равнодушной ("Как беспомощно, жадно и жарко гладит/Холодные руки мои"). Ситуация скреплена сквозным лейтмотивом, и притом к нему несводима. В перипетиях напряженной драмы любовь окружается сетью противоречивых названий-толкований: свет, песнь, "последняя свобода" - и грех, бред, недуг, отрава, плен. Чувству сопутствует динамика разнородных состояний: ожидания, томления, изнеможения, окаменения, забвения. И, возвышаясь до неутолимой страсти, оно впитывает в себя другие сильные движения души - обиду, ревность, отречение, измену. Содержательное богатство любви-нелюбви делает ее достойной длительного, многосоставного повествования: количество (написанного) и качество (описываемого) соразмерны. ахматова лирика любовь творчество
В лирической героине стихов Ахматовой, в душе самой поэтессы постоянно жила жгучая, требовательная мечта о любви истинно высокой, ничем не искаженной. Любовь у Ахматовой - грозное, повелительное, нравственно чистое, всепоглощающее чувство.
Трактовка любви сказалась в разработке образа лирической героини. Героиня Ахматовой по своему психологическому складу - женщина ХХ века. Под внешней простотой облика скрывается совершенно новый образ современной женщины - с парадоксальной логикой поведения, ускользающей от статичных определений, с "многослойным" сознанием, в котором уживаются противоречивые начала.
Явственна множественность обличий лирического "я": женщина - то из светской среды ("под темной вуалью"), то из низов ("муж хлестал меня... ремнем"), то из богемного кружка ("Да, я любила их, те сборища ночные"); разница в социальном статусе осложняется переменой статуса семейного: порой она одинока, порой замужем, к тому же не только жена, но и любящая мать; иногда мы застаем ее на пороге молодости, а иной раз за этим порогом (кое-где это косвенно обозначено: "десять лет замираний и криков", "ждала его напрасно много лет"). Мужчина также не один и тот же: то ли его влечение к "ней" - единственное ("со мной всегда мой верный, нежный друг"), то ли у него "другая жена" и суждено ему "со своей подругой тихой/Сыновей растить». Между тем в наше сознание "она" и "он" входят как две самотождественные фигуры, над всеми личностными различиями берет верх устойчивость типологического свойства - стабильность их ролевого положения в развертывающейся драме. Общее проступает, настойчиво прорезывается сквозь переменное.
Контрастные грани сознания персонифицированы в разных типах лирической героини. В одних стихотворениях перед нами представительница литературно-артистической богемы, в других - смиренная черница. Иногда лирическое "я" стилизовано под деревенскую женщину (ср.: "Муж хлестал меня узорчатым...") , иногда предстает в "простом", будничном облике. Тенденция отчуждения лирического героя от авторского "я" характерна для поэтики акмеизма. Но если Гумилев тяготел к персоналистической форме выражения лирического "я", а герой раннего Мандельштама "растворялся" в предметности изображаемого мира, то у Ахматовой "объективация" лирической героини происходила иначе.
Как и в классике, лирический рассказ регистрирует характерные моменты движущихся отношений: свидания, расставания, отдаление друг от друга, переход события во власть "любовной памяти". Но какой бы то ни было порядок действий не соблюдается, разновременные стадии на страницах книг и сосуществуют и сочетаются. Уже в первом сборнике сначала - стихи о былом страдании ("Странно вспомнить: / душа тосковала, / Задыхалась в предсмертном бреду"), потом - шаг назад, к сравнительно поздней фазе сохраняющейся близости ("Еще так недавно-странно / Ты не был седым и грустным"), потом - словно снимок остановленного мгновения ныне происходящего ("Сжала руки под темной вуалью..."), а рядом - раздумья о пережитом ("Может быть, лучше, что я не стала / Вашей женой"). И такое повторяется неоднократно, много первых встреч, много последних, и нет какой-либо тропы от начала к концу. Там, где смежные стихи притягиваются друг к другу, то не в силу событийной последовательности, а по признаку смысловой схожести (в "Вечере": два стихотворения о "я" в деревенском облике, два - о других лицах, "сероглазом короле" и "рыбаке"; в "Белой стае": два - о побеге, три - о "музе", "песне", "предпесенной тревоге"). Внимание поэта сосредоточено на сущностных особенностях изображаемого явления, и понимается поэтому оно внехронологически. Ценой усечений и перестановок можно бы сконструировать схему развития любви-нелюбви, но подобная операция увела бы нас далеко в сторону от авторского замысла. Тем менее приложимо к ахматовской тетралогии понятие дневника или романа.
Персонажи Ахматовой готовы как будто смешаться с толпой, их дни и ночи - такие же, как у многих других любовных пар, встречи, разлуки, размолвки, прогулки - из разряда общеизвестных. В то же время исповедь героини прорывает оболочку обыденности, ее чувство возводится в круг понятий торжества и проклятия, храма и темницы, пытки и гибели, ада и рая. И это - восходящая спираль лирики, активизирующей ее собственные резервы.
В ранних стихах смысл того, что было и чего не было - во взаимоотношениях "я" и "ты", - сравнительно ясен, редкие неясности (скажем, вызванные сдвинутостью сюжета к легенде, притче) осложняют, однако не расшатывают общего впечатления.
Всякое душевное состояние обозначается у Ахматовой внешним признаком, который делает его конкретным и индивидуальным. Тоскующая, безответная любовь высказывается так:
Потускнели и, кажется, стали уже
Зрачки ослепительных глаз.
Вот выражение душевного смятения:
Я не могу поднять усталых век,
Когда мое он имя произносит.
Или еще яснее и более внешним признаком:
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Любовь -- это образ возлюбленного. И мужской образ, впечатление мужской красоты изображены такими же скупыми, зрительно ясными и вместе с тем психологически значительными чертами. Вот о его глазах:
Лишь смех в глазах его спокойных
Под легким золотом ресниц.
Портретное сходство может выражаться сжатой психологической формулой, или прямая моральной характеристикой, или выразительным жестом, за которым скрывается душевное переживание.В каждом стихотворении Ахматовой мы воспринимаем, всякий раз по-иному, но всегда отчетливо и ясно, звук голоса, движения и жесты, костюм, манеры и целый ряд других незначительных особенностей внешнего облика возлюбленного. Конечно, эти детали не нагромождены без разбора, для фотографической точности, как в реалистических произведениях; иногда это одна частность, одно лишь прикосновение кисти художника, но всегда это не лирический намек, а строгое и точное наблюдение, и всегда оно раскрывает душевный смысл пережитого. Так, в стихотворении «У меня есть улыбка одна..» точно и тонко воспроизведенная деталь -- «движенье чуть видное губ» -- внезапно развивается в целое повествование, вскрывающее глубочайшее душевное содержание, вложенное в эту деталь.
Пристальное внимание к эмоциональной, чувственной сфере в сочетании с представлениями об онтологической ценности реального бытия способствовали формированию у Ахматовой феноменологической модели видения мира. Эта модель охватывает круг представлений поэтессы о взаимоотношениях субъекта и объекта и приводит к возникновению нового способа лирического воплощения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Оригинальное творчество Ахматовой - продукт большой и многосложной поэтической культуры, воспитанной на классических достижениях русской и мировой литературы.
Ахматова в поздние годы не любила, когда ее поэзию называли, по поверхностным воспоминаниям о "Четках", - "усталой", "слабой", "болезненной". Поэтому из ранних отзывов о своих стихах она особенно ценила статью Н.В. Недоброво, который назвал ее "сильной" и в стихах ее усмотрел "лирическую душу скорее жесткую, чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господствующую, а не угнетенную". «Как он мог угадать жесткость и твердость впереди, - говорила она Л.К. Чуковской через много лет после смерти своего друга. - Ведь в то время принято было считать, что все эти стишки - так себе сентименты, слезливость, каприз... Но Недоброво понял мой путь, мое будущее угадал и предсказал его, потому что хорошо знал меня». Эта внутренняя сила и мужество большого поэта перед лицом трагических испытаний определили в дальнейшем творческий путь Ахматовой.
Ахматова вошла в литературу, более того, художественно утвердилась под знаком любовной темы. Путь, пройденный поэтессой, начиная с первых стихов, собранных в книге «Вечер», через «Четки» и «Белую стаю», - это путь постепенного, но достаточно интенсивного и последовательного отказа от замкнутости душевного мира. Глубина и богатство духовной жизни, серьезность и высота моральных требований неуклонно выводили Ахматову на дорогу общественных интересов. Стихи не о любви резко проявляют причастность поэта к сверхличной сфере бытия и быта.
Однако главенство интимно-личного начала остается непоколебленным, скорее наоборот: откровения, обращенные в глубины души, очерчивают индивидуальность лирического "я" и тем самым обосновывают его право на гражданский пафос. Стихи о любви образуют, по сути, фон и подпочву программных поэтических заявлений.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
- 1. Ахматова А. Стихотворения. Поэмы. Проза. Екатеринбург, 2005.
- 2. Гурвич И. Любовная лирика Ахматовой (целостность и эволюция) // Вопросы литературы.1997. № 5.
- 3. Жирмунский В. М. Творчество Анны Ахматовой. Л., 1973.
- 4. Жирмунский В. М. Преодолевшие символизм // http://novruslit.ru/library/?p=36
- 5. Кихней Л. Г. Поэзия Анны Ахматовой. Тайны Ремесла. М., 1997.
- 6. Недоброво Н. В. Анна Ахматова // http://www.akhmatova.org/articles/nedobrovo.htm
- 7. Павловский А. И. Анна Ахматова. Очерк творчества. 2-е изд. Л., 1982.
- 8. Щеглов Ю. К. Черты поэтического мира Ахматовой // http://novruslit.ru/library/?p=17
- 9. Эйхенбаум Б. М. Анна Ахматова. Опыт анализа // Эйхенбаум Б. М. О прозе. О поэзии: Сб. статей. Л., 1986.
