Первый сон Раскольникова. Значение снов Раскольникова. Сны раскольникова и их значение Описание очередного сна Раскольникова
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
"Действительно, я у Разумихина недавно еще хотел было работы просить, чтоб он мне или уроки достал, или что-нибудь... - додумывался Раскольников, - но чем теперь-то он мне может помочь? Положим, уроки достанет, положим, даже последнею копейкой поделится, если есть у него копейка, так что можно даже и сапоги купить, и костюм поправить, чтобы на уроки ходить... гм... Ну, а дальше? На пятаки-то что ж я сделаю? Мне разве того теперь надобно? Право, смешно, что я пошел к Разумихину..."
Вопрос, почему он пошел теперь к Разумихину, тревожил его больше, чем даже ему самому казалось; с беспокойством отыскивал он какой-то зловещий для себя смысл в этом, казалось бы, самом обыкновенном поступке.
"Что ж, неужели я все дело хотел поправить одним Разумихиным и всему исход нашел в Разумихине?" - спрашивал он себя с удивлением.
Он думал и тер себе лоб, и, странное дело, как-то невзначай, вдруг и почти сама собой, после очень долгого раздумья, пришла ему в голову одна престранная мысль.
"Гм... Разумихину, - проговорил он вдруг совершенно спокойно, как бы в смысле окончательного решения, - к Разумихину я пойду, это конечно... но - не теперь... Я к нему... на другой день, после того пойду, когда уже то будет кончено и когда все по-новому пойдет..."
И вдруг он опомнился.
"После того, - вскрикнул он, срываясь со скамейки, - да разве то будет? Неужели в самом деле будет?"
Он бросил скамейку и пошел, почти побежал; он хотел было поворотить назад, к дому, но домой идти ему стало вдруг ужасно противно: там-то, в углу, в этом-то ужасном шкафу и созревало все это вот уже более месяца, и он пошел куда глаза глядят.
Нервная дрожь его перешла в какую-то лихорадочную; он чувствовал даже озноб; на такой жаре ему становилось холодно. Как бы с усилием начал он, почти бессознательно, по какой-то внутренней необходимости, всматриваться во все встречавшиеся предметы, как будто ища усиленно развлечения, но это плохо удавалось ему, и он поминутно впадал в задумчивость. Когда же опять, вздрагивая, поднимал голову и оглядывался кругом, то тотчас же забывал, о чем сейчас думал и даже где проходил. Таким образом прошел он весь Васильевский остров, вышел на Малую Неву, перешел мост и поворотил на Острова. Зелень и свежесть понравились сначала его усталым глазам, привыкшим к городской пыли, к известке и к громадным, теснящим и давящим домам. Тут не было ни духоты, ни вони, ни распивочных. Но скоро и эти новые, приятные ощущения перешли в болезненные и раздражающие. Иногда он останавливался перед какою-нибудь изукрашенною в зелени дачей, смотрел в ограду, видел вдали на балконах и террасах, разряженных женщин и бегающих в саду детей. Особенно занимали его цветы; он на них всего дольше смотрел. Встречались ему тоже пышные коляски, наездники и наездницы; он провожал их с любопытством глазами и забывал о них прежде, чем они скрывались из глаз. Раз он остановился и пересчитал свои деньги: оказалось около тридцати копеек. "Двадцать городовому, три Настасье за письмо, - значит, Мармеладовым дал вчера копеек сорок семь али пятьдесят", - подумал он, для чего-то рассчитывая, но скоро забыл даже, для чего и деньги вытащил из кармана. Он вспомнил об этом, проходя мимо одного съестного заведения, вроде харчевни, и почувствовал, что ему хочется есть. Входя в харчевню, он выпил рюмку водки и съел с какою-то начинкой пирог. Доел он его опять на дороге. Он очень давно не пил водки, и она мигом подействовала, хотя выпита была всего одна рюмка. Ноги его вдруг отяжелели, и он начал чувствовать сильный позыв ко сну. Он пошел домой; но дойдя уже до Петровского острова, остановился в полном изнеможении, сошел с дороги, вошел в кусты, пал на траву и в ту же минуту заснул.
В болезненном состоянии сны отличаются часто необыкновенною выпуклостию, яркостью и чрезвычайным сходством с действительностью. Слагается иногда картина чудовищная, но обстановка и весь процесс всего представления бывают при этом до того вероятны и с такими тонкими, неожиданными, но художественно соответствующими всей полноте картины подробностями, что их и не выдумать наяву этому же самому сновидцу, будь он такой же художник, как Пушкин или Тургенев. Такие сны, болезненные сны, всегда долго помнятся и производят сильное впечатление на расстроенный и уже возбужденный организм человека.
Страшный сон приснился Раскольникову. Приснилось ему его детство, еще в их городке. Он лет семи и гуляет в праздничный день, под вечер, с своим отцом за городом. Время серенькое, день удушливый, местность совершенно такая же, как уцелела в его памяти: даже в памяти его она гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь во сне. Городок стоит открыто, как на ладони, кругом ни ветлы; где-то очень далеко, на самом краю неба, чернеется лесок. В нескольких шагах от последнего городского огорода стоит кабак, большой кабак, всегда производивший на него неприятнейшее впечатление и даже страх, когда он проходил мимо его, гуляя с отцом. Там всегда была такая толпа, так орали, хохотали, ругались, так безобразно и сипло пели и так часто дрались; кругом кабака шлялись всегда такие пьяные и страшные рожи... Встречаясь с ними, он тесно прижимался к отцу и весь дрожал. Возле кабака дорога, проселок, всегда пыльная, и пыль на ней всегда такая черная. Идет она, извиваясь, далее и шагах в трехстах огибает вправо городское кладбище. Среди кладбища каменная церковь с зеленым куполом, в которою он раза два в год ходил с отцом и с матерью к обедне, когда служились панихиды по его бабушке, умершей уже давно, и которую он никогда не видал. При этом всегда они брали с собою кутью на белом блюде, в салфетке, а кутья была сахарная из рису и изюму, вдавленного в рис крестом. Он любил эту церковь и старинные в ней образа, большею частию без окладов, и старого священника с дрожащею головой. Подле бабушкиной могилы, на которой была плита, была и маленькая могилка его меньшого брата, умершего шести месяцев и которого он тоже совсем не знал и не мог помнить; но ему сказали, что у него был маленький брат, и он каждый раз, как посещал кладбище, религиозно и почтительно крестился над могилкой, кланялся ей и целовал ее. И вот снится ему: они идут с отцом по дороге к кладбищу и проходят мимо кабака; он держит отца за руку и со страхом оглядывается на кабак. Особенное обстоятельство привлекает его внимание: на это раз тут как будто гулянье, толпа разодетых мещанок, баб, их мужей и всякого сброду. Все пьяны, все поют песни, а подле кабачного крыльца стоит телега, но странная телега. Это одна из тех больших телег, в которые впрягают больших ломовых лошадей и перевозят в них товары и винные бочки. Он всегда любил смотреть на этих огромных ломовых коней, долгогривых, с толстыми ногами, идущих спокойно, мерным шагом и везущих за собою какую-нибудь целую гору, нисколько не надсаждаясь, как будто им с возами даже легче, чем без возов. Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая, саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые - он часто это видел - надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка. Но вот вдруг становится очень шумно: из кабака выходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками внакидку. "Садись, все садись! - кричит один, еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом, - всех довезу, садись!" Но тотчас же раздается смех и восклицанья:
Этака кляча да повезет!
Да ты, Миколка, в уме, что ли: этаку кобыленку в таку телегу запрег!
А ведь савраске-то беспременно лет двадцать уж будет, братцы!
Садись, всех довезу! - опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берет вожжи и становится на передке во весь рост. - Гнедой даве с Матвеем ушел, - кричит он с телеги, - а кобыленка этта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест. Говорю садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! - И он берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.
Да садись, чего! - хохочут в толпе. - Слышь, вскачь пойдет!
Она вскачь-то уж десять лет, поди, не прыгала.
Запрыгает!
Не жалей, братцы, бери всяк кнуты, зготовляй!
И то! Секи ее!
Все лезут в Миколкину телегу с хохотом и остротами. Налезло человек шесть, и еще можно посадить. Берут с собою одну бабу, толстую и румяную. Она в кумачах, в кичке с бисером, на ногах коты, щелкает орешки и посмеивается. Кругом в толпе тоже смеются, да и впрямь, как не смеяться: этака лядащая кобыленка да таку тягость вскачь везти будет! Два парня в телеге тотчас же берут по кнуту, чтобы помогать Миколке. Раздается: "ну!", клячонка дергает изо всей силы, но не только вскачь, а даже и шагом-то чуть-чуть может справиться, только семенит ногами, кряхтит и приседает от ударов трех кнутов, сыплющихся на нее, как горох. Смех в телеге и в толпе удвоивается, но Миколка сердится и в ярости сечет учащенными ударами кобыленку, точно и впрямь полагает, что она вскачь пойдет.
Пусти и меня, братцы! - кричит один разлакомившийся парень из толпы.
Садись! Все садись! - кричит Миколка, - всех повезет. Засеку! - И хлещет, хлещет, и уже не знает, чем и бить от остервенения.
Папочка, папочка, - кричит он отцу, - папочка, что они делают? Папочка, бедную лошадку бьют!
Пойдем, пойдем! - говорит отец, - пьяные, шалят, дураки: пойдем, не смотри! - и хочет увести его, но он вырывается из его рук и, не помня себя, бежит к лошадке. Но уж бедной лошадке плохо. Она задыхается, останавливается, опять дергает, чуть не падает.
Секи до смерти! - кричит Миколка, - на то пошло. Засеку!
Да что на тебе креста, что ли, нет, леший! - кричит один старик из толпы.
Видано ль, чтобы така лошаденка таку поклажу везла, - прибавляет другой.
Заморишь! - кричит третий.
Не трожь! Мое добро! Что хочу, то и делаю. Садись еще! Все садись! Хочу, чтобы беспременно вскачь пошла!..
Вдруг хохот раздается залпом и покрывает все: кобыленка не вынесла учащенных ударов и в бессилии начала лягаться. Даже старик не выдержал и усмехнулся. И впрямь: этака лядащая кобыленка, а еще лягается!
Два парня из толпы достают еще по кнуту и бегут к лошаденке сечь ее с боков. Каждый бежит с своей стороны.
По морде ее, по глазам хлещи, по глазам! - кричит Миколка.
Песню, братцы! - кричит кто-то с телеги, и все в телеге подхватывают. Раздается разгульная песня, брякает бубен, в припевах свист. Бабенка щелкает орешки и посмеивается.
Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
А чтобы те леший! - вскрикивает в ярости Миколка. Он бросает кнут, нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю, берет ее за конец в обе руки и с усилием размахивается над савраской.
Разразит! - кричат кругом.
Мое добро! - кричит Миколка и со всего размаху опускает оглоблю. Раздается тяжелый удар.
А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить.
Живуча! - кричат кругом.
Сейчас беспременно падет, братцы, тут ей и конец! - кричит из толпы один любитель.
Топором ее, чего! Покончить с ней разом, - кричит третий.
Эх, ешь те комары! Расступись! - неистово вскрикивает Миколка, бросает оглоблю, снова нагибается в телегу и вытаскивает железный лом. - Берегись! - кричит он и что есть силы огорошивает с размаху свою бедную лошаденку. Удар рухнул; кобыленка зашаталась, осела, хотела было дернуть, но лом снова со всего размаху ложится ей на спину, и она падает на землю, точно ей подсекли все четыре ноги разом.
Добивай! - кричит Миколка и вскакивает, словно себя не помня, с телеги. Несколько парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало - кнуты, палки, оглоблю, и бегут к издыхающей кобыленке. Миколка становится сбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает.
Доконал! - кричат в толпе.
А зачем вскачь не шла!
Мое добро! - кричит Миколка, с ломом в руках и с налитыми кровью глазами. Он стоит будто жалея, что уж некого больше бить.
Ну и впрямь, знать, креста на тебе нет! - кричат из толпы уже многие голоса.
Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, бросается с своими кулачонками на Миколку. В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его наконец и выносит из толпы.
Пойдем! пойдем! - говорит он ему, - домой пойдем!
Папочка! За что они... бедную лошадку... убили! - всхлипывает он, но дыханье ему захватывает, и слова криками вырываются из его стесненной груди.
Пьяные, шалят, не наше дело, пойдем! - говорит отец. Он обхватывает отца руками, но грудь ему теснит, теснит. Он хочет перевести дыхание, вскрикнуть, и просыпается.
Он проснулся весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь, и приподнялся в ужасе.
"Слава богу, это только сон! - сказал он, садясь под деревом и глубоко переводя дыхание. - Но что это? Уж не горячка ли во мне начинается: такой безобразный сон!"
Все тело его было как бы разбито; смутно и темно на душе. Он положил локти на колена и подпер обеими руками голову.
"Боже! - воскликнул он, - да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп... буду скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью... с топором... Господи, неужели?
Он дрожал как лист, говоря это.
Да что же это я! - продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, - ведь я знал же, что я этого не вынесу, так чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту... пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что не вытерплю... Чего ж я теперь-то? Чего ж я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя с лестницы, я сам сказал, что это подло, гадко, низко, низко... ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило...
Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это все, что решено в этот месяц, ясно как день, справедливо как арифметика. Господи! Ведь я все же равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю!.. Чего же, чего же и до сих пор...
Он встал на ноги, в удивлении осмотрелся кругом, как бы дивясь и тому, что зашел сюда, и пошел на Т-в мост. Он был бледен, глаза его горели, изнеможение было во всех его членах, но ему вдруг стало дышать как бы легче. Он почувствовал, что уже сбросил с себя это страшное бремя, давившее его так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно. "Господи! - молил он, - покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой... мечты моей!"
Проходя чрез мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца. Несмотря на слабость свою, он даже не ощущал в себе усталости. Точно нарыв на сердце его, нарывавший весь месяц, вдруг прорвался. Свобода, свобода! Он свободен теперь от этих чар, от колдовства, обаяния, от наваждения!
Впоследствии, когда он припоминал это время и все, что случилось с ним в эти дни, минуту за минутой, пункт за пунктом, черту за чертой, его до суеверия поражало всегда одно обстоятельство, хотя в сущности и не очень необычайное, но которое постоянно казалось ему потом как бы каким-то предопределением судьбы его.
Именно: он никак не мог понять и объяснить себе, почему он, усталый, измученный, которому было бы всего выгоднее возвратиться домой самым кратчайшим и прямым путем, воротился домой через Сенную площадь, на которую ему было совсем лишнее идти. Крюк был небольшой, но очевидный и совершенно ненужный. Конечно, десятки раз случалось ему возвращаться домой, не помня улиц, по которым он шел. Но зачем же, спрашивал он всегда, зачем же такая важная, такая решительная для него и в то же время такая в высшей степени случайная встреча на Сенной (по которой даже и идти ему незачем) подошла как раз теперь к такому часу, к такой минуте в его жизни, именно к такому настроению его духа и к таким именно обстоятельствам, при которых только и могла она, эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательное действие на всю судьбу его? Точно тут нарочно поджидала его!
Было около девяти часов, когда он проходил по Сенной. Все торговцы на столах, на лотках, в лавках и в лавочках запирали свои заведения, или снимали и прибирали свой товар, и расходились по домам, равно как и их покупатели. Около харчевен в нижних этажах, на грязных и вонючих дворах домов Сенной площади, а наиболее у распивочных, толпилось много разного и всякого сорта промышленников и лохмотников. Раскольников преимущественно любил эти места, равно как и все близлежащие переулки, когда выходил без цели на улицу. Тут лохмотья его не обращали на себя ничьего высокомерного внимания, и можно было ходить в каком угодно виде, никого не скандализируя. У самого К-ного переулка, на углу, мещанин и баба, жена его, торговали с двух столов товаром: нитками, тесемками, платками ситцевыми и т. п. Они тоже поднимались домой, но замешкались, разговаривая с подошедшею знакомой. Знакомая эта была Лизавета Ивановна, или просто, как все звали ее, Лизавета, младшая сестра той самой старухи Алены Ивановны, коллежской регистраторши и процентщицы, у которой вчера был Раскольников, приходивший закладывать ей часы и делать свою пробу... Он давно уже знал все про эту Лизавету, и даже та его знала немного. Это была высокая, неуклюжая, робкая и смиренная девка, чуть не идиотка, тридцати пяти лет, бывшая в полном рабстве у сестры своей, работавшая на нее день и ночь, трепетавшая перед ней и терпевшая от нее даже побои. Она стояла в раздумье с узлом перед мещанином и бабой и внимательно слушала их. Те что-то ей с особенным жаром толковали. Когда Раскольников вдруг увидел ее, какое-то странное ощущение, похожее на глубочайшее изумление, охватило его, хотя во встрече этой не было ничего изумительного.
Вы бы, Лизавета Ивановна, и порешили самолично, - громко говорил мещанин. - Приходите-тко завтра, часу в семом-с. И те прибудут.
Завтра? - протяжно и задумчиво сказала Лизавета, как будто не решаясь.
Эк ведь вам Алена-то Ивановна страху задала! - затараторила жена торговца, бойкая бабенка. - Посмотрю я на вас, совсем-то вы как робенок малый. И сестра она вам не родная, а сведенная, а вот какую волю взяла.
Да вы на сей раз Алене Ивановне ничего не говорите-с, - перебил муж, - вот мой совет-с, а зайдите к нам не просясь. Оно дело выгодное-с. Потом и сестрица сами могут сообразить.
Аль зайти?
В семом часу, завтра; и от тех прибудут-с; самолично и порешите-с.
И самоварчик поставим, - прибавила жена.
Хорошо, приду, - проговорила Лизавета, все еще раздумывая, и медленно стала с места трогаться.
Раскольников тут уже прошел и не слыхал больше. Он проходил тихо, незаметно, стараясь не проронить ни единого слова. Первоначальное изумление его мало-помалу сменилось ужасом, как будто мороз прошел по спине его. Он узнал, он вдруг, внезапно и совершенно неожиданно узнал, что завтра, ровно в семь часов вечера, Лизаветы, старухиной сестры и единственной ее сожительницы, дома не будет и что, стало быть, старуха, ровно в семь часов вечера, останется дома одна.
До его квартиры оставалось только несколько шагов. Он вошел к себе, как приговоренный к смерти. Ни о чем он не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли и что все вдруг решено окончательно.
Конечно, если бы даже целые годы приходилось ему ждать удобного случая, то и тогда, имея замысел, нельзя было рассчитывать наверное, на более очевидный шаг к успеху этого замысла, как тот, который представлялся вдруг сейчас. Во всяком случае, трудно было бы узнать накануне и наверно, с большею точностию и с наименьшим риском, без всяких опасных расспросов и разыскиваний, что завтра, в таком-то часу, такая-то старуха, на которую готовится покушение, будет дома одна-одинехонька.
В романе «Преступление и наказание» определенное место отводится описанию снов, которые видит главный герой. Эти сны позволяют читателю заглянуть в сокровенные уголки его сознания и лучше понять причины его поступков. В романе представлены четыре сна Родиона Раскольникова. Из них два он видит до того, как совершить преступление и два - после.
Первый жуткий сон Раскольникова возвращает его в детство. Но нет в этом сне ничего светлого и радужного.
Наоборот, город детства Раскольникова очень напоминает Петербург, с его мрачной и удушливой атмосферой средних улиц. «Герои» сна также похожи на жителей столицы: все те же пьяные мужики, которые жаждут жестоких развлечений. Особое место во сне занимает описание жалкой клячи, которую жестоко забивают насмерть. Происходящее настолько чудовищно и бессмысленно, что сердце маленького Роди переполняет щемящее чувство сострадания и горечи от осознания собственной беспомощности. Писатель намеренно описывает сцену убийства очень подробно, с особой тщательностью. Он стремится подчеркнуть противоестественность насилия и человеческой жестокости. Проснувшись, Раскольников сам ужасается от того, что им было задумано. Человечная сущность героя противится замышляемому преступлению, его светлая душа отталкивает идею убийства старухи.
Действие второго сна Раскольникова происходит в пустыне. Но в этой жаркой пустыне есть прекрасный оазис с пальмами, верблюдами, а самое главное, с чистой и прохладной водой. Во сне вода является символом жизни. Внутреннее «я» главного героя стремится к чистой и живительной влаге, а вовсе не к смерти и насилию. К сожалению, Раскольников не спешит прислушаться к внутреннему голосу.
После совершения убийства Раскольников видит свой следующий сон. Герой возвращается на место преступления и вновь переживает момент нанесения удара. Он пытается во сне убить старуху-процентщицу, но она сидит на полу и беззвучно смеется над ним, над его теорией. Возможно, таким образом подсознание Раскольникова убеждает его в бесчеловечности и бессмысленности убийства. Однако герой не готов пока к раскаянию.
Четвертый сон приснился Раскольникову уже на каторге. События этого сна разворачиваются в фантастическом мире. Писатель изображает ужасную картину апокалипсиса. Весь мир сошел с ума: нравственные ориентиры утеряны, люди уже не различают добро и зло, они жестоко убивают друг друга. Мир обречен на самоуничтожение, потому что каждый человек стал считать значимым только самого себя, а свою точку зрения – единственно правильной. Человеческая жизнь утратила всякую ценность. После этого сна Раскольников осознал ошибочность своей «наполеоновской» теории и понял, к чему может привести «принцип вседозволенности».
…Войдя в харчевню, он выпил рюмку водки и съел с какою-то начинкой пирог. Доел он его опять на дороге. Он очень давно не пил водки, и она мигом подействовала, хотя выпита была всего одна рюмка. Ноги его вдруг отяжелели, и он начал чувствовать сильный позыв ко сну. Он пошел домой; но дойдя уже до Петровского острова, остановился в полном изнеможении, сошел с дороги, вошел в кусты, пал на траву и в ту же минуту заснул.
В болезненном состоянии сны отличаются часто необыкновенною выпуклостию, яркостью и чрезвычайным сходством с действительностью. Слагается иногда картина чудовищная, но обстановка и весь процесс всего представления бывают при этом до того вероятны и с такими тонкими, неожиданными, но художественно соответствующими всей полноте картины подробностями, что их и не выдумать наяву этому же самому сновидцу, будь он такой же художник, как Пушкин или Тургенев . Такие сны, болезненные сны, всегда долго помнятся и производят сильное впечатление на расстроенный и уже возбужденный организм человека.
Страшный сон приснился Раскольникову. Приснилось ему его детство, еще в их городке . Он лет семи и гуляет в праздничный день, под вечер, с своим отцом за городом. Время серенькое, день удушливый, местность совершенно такая же, как уцелела в его памяти: даже в памяти его она гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь во сне. Городок стоит открыто, как на ладони, кругом ни ветлы; где-то очень далеко, на самом краю неба, чернеется лесок. В нескольких шагах от последнего городского огорода стоит кабак, большой кабак, всегда производивший на него неприятнейшее впечатление и даже страх, когда он проходил мимо его, гуляя с отцом. Там всегда была такая толпа, так орали, хохотали, ругались, так безобразно и сипло пели и так часто дрались; кругом кабака шлялись всегда такие пьяные и страшные рожи… Встречаясь с ними, он тесно прижимался к отцу и весь дрожал. Возле кабака дорога, проселок, всегда пыльная, и пыль на ней всегда такая черная. Идет она, извиваясь, далее и шагах в трехстах огибает вправо городское кладбище. Среди кладбища каменная церковь с зеленым куполом, в которую он раза два в год ходил с отцом и с матерью к обедне, когда служились панихиды по его бабушке, умершей уже давно, и которую он никогда не видал. При этом всегда они брали с собою кутью на белом блюде, в салфетке, а кутья была сахарная из рису и изюму, вдавленного в рис крестом. Он любил эту церковь и старинные в ней образа, большею частью без окладов, и старого священника с дрожащею головой. Подле бабушкиной могилы, на которой была плита, была и маленькая могилка его меньшого брата, умершего шести месяцев и которого он тоже совсем не знал и не мог помнить; но ему сказали, что у него был маленький брат, и он каждый раз, как посещал кладбище, религиозно и почтительно крестился над могилкой, кланялся ей и целовал ее. И вот снится ему: они идут с отцом по дороге к кладбищу и проходят мимо кабака; он держит отца за руку и со страхом оглядывается на кабак. Особенное обстоятельство привлекает его внимание: на этот раз тут как будто гулянье, толпа разодетых мещанок, баб, их мужей и всякого сброду. Все пьяны, все поют песни, а подле кабачного крыльца стоит телега, но странная телега. Это одна из тех больших телег, в которые впрягают больших ломовых лошадей и перевозят в них товары и винные бочки. Он всегда любил смотреть на этих огромных ломовых коней, долгогривых, с толстыми ногами, идущих спокойно, мерным шагом и везущих за собою какую-нибудь целую гору, нисколько не надсаждаясь, как будто им с возами даже легче, чем без возов. Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая, саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые – он часто это видел – надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка. Но вот вдруг становится очень шумно: из кабака выходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками внакидку. «Садись, все садись! – кричит один, еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом, – всех довезу, садись!» Но тотчас же раздается смех и восклицанья:
– Этака кляча да повезет!
– Да ты, Миколка, в уме, что ли: этаку кобыленку в таку телегу запрег!
– А ведь савраске-то беспременно лет двадцать уж будет, братцы!
– Садись, всех довезу! – опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берет вожжи и становится на передке во весь рост. – Гнедой даве с Матвеем ушел, – кричит он с телеги, – а кобыленка этта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест. Говорю садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! – И он берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.
– Да садись, чего! – хохочут в толпе. – Слышь, вскачь пойдет!
– Она вскачь-то уж десять лет, поди, не прыгала.
– Запрыгает!
– Не жалей, братцы, бери всяк кнуты, зготовляй!
– И то! Секи ее!
Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия
Все лезут в Миколкину телегу с хохотом и остротами. Налезло человек шесть, и еще можно посадить. Берут с собою одну бабу, толстую и румяную. Она в кумачах, в кичке с бисером, на ногах коты, щелкает орешки и посмеивается. Кругом в толпе тоже смеются, да и впрямь, как не смеяться: этака лядащая кобыленка да таку тягость вскачь везти будет! Два парня в телеге тотчас же берут по кнуту, чтобы помогать Миколке. Раздается: «ну!», клячонка дергает изо всей силы, но не только вскачь, а даже и шагом-то чуть-чуть может справиться, только семенит ногами, кряхтит и приседает от ударов трех кнутов, сыплющихся на нее, как горох. Смех в телеге и в толпе удвоивается, но Миколка сердится и в ярости сечет учащенными ударами кобыленку, точно и впрямь полагает, что она вскачь пойдет.
– Пусти и меня, братцы! – кричит один разлакомившийся парень из толпы.
– Садись! Все садись! – кричит Миколка, – всех повезет. Засеку! – И хлещет, хлещет, и уже не знает, чем и бить от остервенения.
– Папочка, папочка, – кричит он отцу, – папочка, что они делают? Папочка, бедную лошадку бьют!
– Пойдем, пойдем! – говорит отец, – пьяные, шалят, дураки: пойдем, не смотри! – и хочет увести его, но он вырывается из его рук и, не помня себя, бежит к лошадке. Но уж бедной лошадке плохо. Она задыхается, останавливается, опять дергает, чуть не падает.
– Секи до смерти! – кричит Миколка, – на то пошло. Засеку!
– Да что на тебе креста, что ли, нет, леший! – кричит один старик из толпы.
– Видано ль, чтобы така лошаденка таку поклажу везла, – прибавляет другой.
– Заморишь! – кричит третий.
– Не трожь! Мое добро! Что хочу, то и делаю. Садись еще! Все садись! Хочу, чтобы беспременно вскачь пошла!..
Вдруг хохот раздается залпом и покрывает всё: кобыленка не вынесла учащенных ударов и в бессилии начала лягаться. Даже старик не выдержал и усмехнулся. И впрямь: этака лядащая кобыленка, а еще лягается!
Два парня из толпы достают еще по кнуту и бегут к лошаденке сечь ее с боков. Каждый бежит с своей стороны.
– По морде ее, по глазам хлещи, по глазам! – кричит Миколка.
– Песню, братцы! – кричит кто-то с телеги, и все в телеге подхватывают. Раздается разгульная песня, брякает бубен, в припевах свист. Бабенка щелкает орешки и посмеивается.
…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает всё это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
– А чтобы те леший! – вскрикивает в ярости Миколка. Он бросает кнут, нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю, берет ее за конец в обе руки и с усилием размахивается над савраской.
– Разразит! – кричат кругом.
– Мое добро! – кричит Миколка и со всего размаху опускает оглоблю. Раздается тяжелый удар.
А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить.
– Живуча! – кричат кругом.
– Сейчас беспременно падет, братцы, тут ей и конец! – кричит из толпы один любитель.
– Топором ее, чего! Покончить с ней разом, – кричит третий.
– Эх, ешь те комары! Расступись! – неистово вскрикивает Миколка, бросает оглоблю, снова нагибается в телегу и вытаскивает железный лом. – Берегись! – кричит он и что есть силы огорошивает с размаху свою бедную лошаденку. Удар рухнул; кобыленка зашаталась, осела, хотела было дернуть, но лом снова со всего размаху ложится ей на спину, и она падает на землю, точно ей подсекли все четыре ноги разом.
– Добивай! – кричит Миколка и вскакивает, словно себя не помня, с телеги. Несколько парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало – кнуты, палки, оглоблю, и бегут к издыхающей кобыленке. Миколка становитсhя сбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает.
– Доконал! – кричат в толпе.
– А зачем вскачь не шла!
– Мое добро! – кричит Миколка, с ломом в руках и с налитыми кровью глазами. Он стоит будто жалея, что уж некого больше бить.
– Ну и впрямь, знать, креста на тебе нет! – кричат из толпы уже многие голоса.
Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы… Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками на Миколку. В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его наконец и выносит из толпы.
– Пойдем! пойдем! – говорит он ему, – домой пойдем!
– Папочка! За что они… бедную лошадку… убили! – всхлипывает он, но дыханье ему захватывает, и слова криками вырываются из его стесненной груди.
– Пьяные, шалят, не наше дело, пойдем! – говорит отец. Он обхватывает отца руками, но грудь ему теснит, теснит. Он хочет перевести дыхание, вскрикнуть, и просыпается.
Он проснулся весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь, и приподнялся в ужасе.
«Слава богу, это только сон! – сказал он, садясь под деревом и глубоко переводя дыхание. – Но что это? Уж не горячка ли во мне начинается: такой безобразный сон!»
Всё тело его было как бы разбито; смутно и темно на душе. Он положил локти на колена и подпер обеими руками голову.
«Боже! – воскликнул он, – да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп… буду скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью… с топором… Господи, неужели?»…
Приснилось ему его детство, еще в их городке. - Описание этого сна навеяно автобиографическими воспоминаниями. Дрожащих от слабости, загнанных, тощих крестьянских клячонок Достоевский мог видеть в деревне, в усадьбе родителей , неподалеку от Зарайска. «Сон Раскольникова о загнанной лошади» Достоевский выбрал для чтения на вечере в пользу педагогических курсов 21 марта 1880 г.
Он бежит подле лошадки - он видит, как ее секут по глазам… - Эти строки перекликаются со стихами Некрасова на ту же тему: «и по плачущим, кротким глазам» (из цикла «О погоде», ч. II - «До сумерек», 1859). Достоевский вспоминает эти стихи позднее в романе «Братья Карамазовы» (ч. 2, гл. IV, «Бунт»). Близкий мотив встречается также у В. Гюго («Меланхолия», 1846; опубл. - 1856).
В композиции романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» сны Раскольникова занимают важнейшее место, являясь неотъемлемой частью построения произведения. Сны в романе - это отражение внутреннего мира героя, его идей, теорий, мыслей, скрытых от его сознания. Это важная составляющая романа, которая дает читателю возможность проникнуть во Раскольникова, понять саму сущность его души.
Сны в психологии
Изучение личности человека - очень тонкая наука, балансирующая между точными установками и философскими умозаключениями. Психология часто оперирует такими загадочными и неоднозначными категориями, как "сознание", "бессознательное", "психика". Здесь для разъяснения поступков человека главенствующим является его внутренний мир, скрытый порой даже от самого пациента. Свои аморальные мысли и чувства он загоняет глубоко вовнутрь, стыдясь признаться в них не только окружающим, но даже самому себе. Это вызывает душевный дисбаланс, способствует развитию неврозов и истерий.
Для разгадывания состояния человека, истинных причин его моральных страданий психологи часто используют гипноз или разгадывание сновидений. Именно сон в психологии - это выражение бессознательного в психике человека, его подавленного "я".
Сон как прием психоанализа в романе
Достоевский - очень тонкий психолог. Он словно выворачивает наизнанку души своих героев перед читателем. Но делает это не явно, а постепенно, как бы рисуя перед зрителем картину, на которой каждый должен увидеть особенные узоры. В произведении "Преступление и наказание" сон - это способ раскрытия внутреннего мира Раскольникова, его переживаний, эмоций и дум. Поэтому так важно определить содержание снов Раскольникова, их смысловую нагрузку. Также это необходимо для того, чтобы разобраться как в самом романе, так и в личности героя.
Церковь и кабак
В течение всего произведения Родион Романович видит сны пять раз. Точнее, три сна и два полубреда, происходящие на грани сознания и нереальности. Сны Раскольникова, краткое содержание которых позволяет уловить глубинный смысл произведения, позволяют читателю ощутить внутренние противоречия героя, его «тяжелые размышления». Так происходит в случае с первым сном, в котором в какой-то степени идет внутренняя борьба героя. Это очень важный момент. Это сон перед убийством старухи-процентщицы. На нем необходимо заострить внимание. Это системообразующий эпизод, от которого, как от камня, пущенного в воду, расходятся волны по каждой странице романа.
Первый сон Раскольникова - порождение болезненного воображения. Он видит его в своей «комнатушке» после того, как повстречал пьяную девочку на бульваре. Сон возвращает Родиона в далекое детство, когда он жил в своем родном городке. Жизнь там настолько проста, обычна и скучна, что даже в праздничные дни ничто не в состоянии разбавить «серенькое время». Причем сон Раскольникова Достоевским изображался в мрачных, отталкивающих тонах. Контраст создает лишь зеленый да красные и синие рубашки, которые принадлежат пьяным мужикам.
В этом сне есть два места, которые являются противопоставлением друг другу: кабак и церковь на кладбище. Церковь на кладбище является определенным символом: как жизнь начинает свою человек в церкви, так и заканчивает ее там же. А кабак, в свою очередь, ассоциируется у Родиона со злобой, низостью, закостенелостью, пьянством, грязью и развращённостью его обитателей. Веселье обитателей кабака как у окружающих, так и у самого маленького Роди вызывает только страх и отвращение.
И два этих центра - кабак и церковь - не случайно находятся на небольшом расстоянии друг от друга. Этим Достоевский хочет сказать, что человек, какой бы он ни был отвратительный, может в любой момент прекратить низкую жизнь и обратиться к всепрощающему Богу. Для этого лишь надо начать новую, «чистую» жизнь, жизнь без грехов.
Старый детский кошмар
Обратимся теперь не к символам этого сна, а к самому Родиону, который во сне погрузился в мир своего детства. Он вновь переживает кошмар, свидетелем которого был в раннем детстве: Родион вместе с отцом направляется на кладбище, чтобы навестить могилу маленького брата, погибшего в 6-месячном возрасте. А путь их пролегал через кабак. У кабака стояла которая была запряжена в телегу. Из кабака вышел пьяный хозяин лошади и стал приглашать своих приятелей прокатиться на телеге. Когда не сдвинулась с места, Микола стал хлестать ее кнутом, который он затем сменил на лом. После нескольких ударов лошадь умирает, а Родион, видя это, бросается на него с кулаками.
Анализ первого сна
Именно этот в романе «Преступление и наказание» сон является важнейшей составляющей всего романа. Он позволяет впервые увидеть читателям убийство. Только убийство не задуманное, а реальное. В первом сне заложен смысл, который несет огромную смысловую и символическую нагрузку. Он наглядно демонстрирует, откуда у героя развилось чувство несправедливости. Это чувство - порождение исканий и ментальных страданий Родиона.
Всего лишь один в произведении «Преступление и наказание» сон Раскольникова - это тысячелетний опыт угнетения и порабощения людьми друг друга. Он отражает жестокость, которая и управляет миром, и ни с чем не сравнимую тоску по справедливости и человечности. Эту мысль с поражающим мастерством и ясностью Ф.М. Достоевский смог показать в столь коротком эпизоде.
Второй сон Раскольникова
Интересно, что после того, как Раскольников увидел первый сон, он долгое время больше не видит снов, кроме посетившего его перед убийством видения — пустыня, в которой есть оазис с голубой водой (это символ: голубой - цвет надежды, цвет чистоты). То, что Раскольников решает напиться из источника, говорит о том, что еще не все потеряно. Он еще может отказаться от своего «опыта», избежать этого ужасного эксперимента, который должен подтвердить его сумасбродную теорию о том, что убийство "вредного" (плохого, подлого) человека непременно принесет облегчение обществу и сделает жизнь хороших людей лучше.
На грани бессознательного
В лихорадочном припадке, когда герой мало что соображает из-за бреда, Раскольников видит, как хозяйку его квартиры якобы избивает Илья Петрович. Нельзя выделить этот эпизод, произошедший во второй части романа, в отдельный сон, так как это в большей степени «бред и слуховые галлюцинации». Хотя это в какой-то мере говорит о том, что герой предчувствует, что будет «отщепенцем», «изгоем», т.е. на подсознательном уровне знает, что его ждет наказание. Но также, возможно, это игра подсознания, которое говорит о желании уничтожить еще одну «тварь дрожащую» (хозяйку квартиры), которая так же, как и старуха-процентщица, не достойна, по его теории, жить.
Описание очередного сна Раскольникова
В третьей части произведения Родиону, который уже расправился с Аленой Ивановной (также убив при этом невинную Лизавету Ивановну), снится еще один сон, постепенно переходящий в бред. Очередное сновидение Раскольникова подобно первому. Это кошмар: старуха-процентщица во сне жива, и на бесплодные попытки убить себя она отвечает Раскольникову смехом, смехом «зловещим и неприятным». Раскольников пытается убить ее повторно, но гомон толпы, которая настроена явно недоброжелательно и злобно, не позволяет ему сделать дело. Достоевский этим показывает мучения и метания главного героя.
Психоанализ автора
Этот сон полностью отражает состояние героя, который был «надломлен», так как его эксперимент показал ему, что он не способен переступать через людские жизни. Смех старухи - это смех над тем, что Раскольников оказался не «Наполеоном», который с легкостью может жонглировать человеческими судьбами, а ничтожным и смешным человеком. Это своеобразное торжество зла над не сумевшим уничтожить в себе совесть Раскольниковым. Чисто композиционно этот сон является продолжением и развитием размышлений Раскольникова над своей теорией, по которой он делил людей на "тварей дрожащих" и тех, кто "право имеет". Эта его неспособность перешагнуть через человека и подведет Родиона к черте, к возможности в дальнейшем «возродиться из пепла».
Последний сон
Последний в романе "Преступление и наказание" сон Раскольникова является еще одним своеобразным полусном-полубредом, в котором нужно искать надежду на возможность перерождения героя. Этот сон избавляет Родиона от сомнений и поисков, так мучавших его все время после убийства. Последний сон Раскольникова - это мир, который должен исчезнуть из-за болезни. Как будто в этом мире есть духи, которые наделены умом, которые обладают волей, способной подчинять людей, делая из них марионеток, бесноватых и сумасшедших. Причем сами марионетки после заражения считают себя истинно умными и непоколебимыми. Зараженные люди убивают друг друга, как пауки в банке. После третьего кошмара Родион исцеляется. Он становится нравственно, физически и психологически свободным, исцеленным. И он готов следовать совету Порфирия Петровича, готов стать «солнцем». Он приближается тем самым к порогу, за которым кроется новая жизнь.
В этом сне Раскольников смотрит на свою теорию совсем другими глазами, теперь он видит, что она бесчеловечна, и расценивает ее уже как опасную для человеческого рода, для всего человечества.
Исцеление
Многие писатели использовали сны в своих произведениях, но мало кто смог добиться того, чего добился Ф.М. Достоевский. То, как он тонко, глубоко и вместе с тем ярко описал с помощью сна психологическое состояние персонажа, поражает не только обывателя, но и истинных знатоков литературы.
Описание сна, привидевшегося Родиону Романовичу Раскольникову в вечер накануне убийства старухи процентщицы (в V главе I части романа), является одним из ключевых моментов сюжета Преступления и наказания. На первый взгляд этот уход в бессознательное на время вырывает главного героя из рамок окружающей действительности, в которой начинает развиваться придуманный им страшный план, и дает бедному студенту небольшую передышку от той болезненной лихорадки, в которую он загнал себя своей сумасбродной теорией. Поначалу нам кажется, что, очутившись в непривычной для себя обстановке Островов, в окружении зелени, свежести и цветов вместо обычных городской пыли, известки и теснящих и давящих домов (вспомним попутно размышления героя о необходимости построения фонтанов), Родион Романович и вправду чудесным образом избавляется от этих чар, от колдовства, обаяния, от наваждения и погружается в мир своего детства. Что перед нами открывается душевный мир семилетнего маленького Роди, который испытывает неприятнейшее впечатление и даже страх, лишь только проходя с отцом мимо городского кабака, и весь дрожит от одних доносящихся из него звуков и вида шляющихся кругом пьяных и страшных рож. Когда герой с душевной теплотой вспоминает бедную маленькую городскую церковь с зеленым куполом и старинные в ней образа, и старого священника с дрожащею головой, и свое собственное невероятно трогательное благоговение перед маленькой могилкой меньшого братца, умершего шести месяцев, которого он совсем не знал и не мог помнить, нам кажется, что из-под всего наносного, рожденного жизненными обстоятельствами в нынешнем Раскольникове, нищем студенте и обитателе трущоб, воскресает душа ребенка, не способного не только убить человека, но и спокойно смотреть на убийство лошади.
.. мечты моей! Однако буквально через сутки Раскольников все-таки приведет в исполнение свой страшный замысел, а Достоевский почему-то не дает читателю забыть об этом первом сне своего персонажа практически до самого конца романа: как круги, расходящиеся по воде от брошенного камня, или отголоски произнесенной вслух фразы, по всему тексту Преступления и наказания разбросаны мельчайшие образы, вновь и вновь возвращающие его к содержанию сна. То, спрятав под камень украденные у старухи драгоценности, Раскольников возвращается домой дрожа, как загнанная лошадь, и ему мерещится, что помощник квартального надзирателя Илья Петрович бьет на лестнице его квартирную хозяйку. То с криком: Уездили клячу! умирает измученная Катерина Ивановна Мармеладова. То вдруг чудесным образом материализуется приснившийся главному герою Миколка, оказавшийся, правда, не дюжим мужиком с красной мордой и толстой такой шеей, а скромным красильщиком. Зато появляется он заодно с неким кабатчиком Душкиным, который, по словам Разумихина, бабушкин сон рассказывает и при этом врет, как лошадь (сравнение сколь неожиданное, столь и нарочитое). Все эти мимолетные указания звучат как назойливая нота, однако же не раскрывают глубокой символики загадочного сна. Вернемся вновь к тем обстоятельствам, в которых это сновидение возникает в воспаленном мозгу Раскольникова. Пытаясь избавиться от навязчивой идеи, герой стремится уйти как можно дальше от дома: Домой идти ему стало вдруг ужасно противно: там-то, в углу, в этом-то ужасном шкафу и созревало все это вот уже более месяца, и он пошел куда глаза глядят. Блуждая таким образом, Родион Романович попадает в отдаленную часть Петербурга. Зелень и свежесть, пишет Достоевский, понравились сначала его усталым глазам… Тут не было ни духоты, ни вони, ни распивочных. Но скоро и эти новые, приятные ощущения перешли в болезненные и раздражающие.
Да и только ли во внешней обстановке заключается все дело Уж слишком сложный человек Раскольников, чтобы его, без добровольного на то согласия, просто-напросто заела среда. До этого сам Родион Романович начинает доискиваться уже много позже, разговаривая с Соней в пятой части романа: Работает же Разумихин! Да я озлился и не захотел. Я тогда, как паук, к себе в угол забился. О, как ненавидел я эту конуру! А все-таки выходить из нее не хотел. Нарочно не хотел! Очевидно, что ужасная теория о разделении людей на дрожащих тварей и имеющих право скрывается все же не в петербургских трущобах, хоть и немало ей поспособствовавших, а в сознании самого героя, и поэтому ожидаемого просветления во время прогулки по зеленым Островам на самом деле не происходит. Все действия героя здесь отличаются бессмысленным автоматизмом: …раз он остановился и пересчитал свои деньги… но вскоре забыл, для чего и деньги вытащил из кармана, а впечатления от увиденного словно не доходят до его сознания, не оставляют в нем четкого цельного образа: особенно занимали его цветы; он на них всего дольше смотрел; встречались ему тоже пышные коляски, наездники и наездницы; он провожал их с любопытством глазами и забывал о них прежде, чем они скрывались из глаз. Настоящего просветления не происходит и после пробуждения героя автор отмечает, что у Раскольникова было смутно и темно на душе. Небольшое же облегчение и весьма кратковременное, как окажется после, умиротворение, наступившее в его душе, связано скорее с принятием окончательного, как ему думалось, решения относительно его теории. Но что это было за решение Пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это все, что решено в этот месяц, ясно, как день, справедливо, как арифметика. Господи! Ведь я все равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю!. Итак, очевидно, что речь здесь идет не о раскаянии, но лишь о том, сможет ли смелый теоретик собственноручно привести в исполнение свой замысел.
Не случайно сам автор называет видение своего героя страшным, болезненным, чудовищной картиной. При всей своей кажущейся обыденности этот первый в романе сон на самом деле даже более фантастичен, нежели другой, посетивший Раскольникова в финале третьей части, в котором черт снова приводит его в квартиру Алены Ивановны и из которого словно бы входит в повествование Свидригайлов. Увиденное Раскольниковым, без сомнения, относится к тем странным и разным снам, о которых он не решается рассказать даже Соне. Дело в том, что перед нами отнюдь не воспоминание о детстве героя. Недаром его описание предваряется довольно неожиданным авторским рассуждением о том, что в болезненном состоянии сны отличаются часто чрезвычайным сходством с действительностью, а следующее далее утверждение, что столь вероятную обстановку не выдумать наяву этому же самому сновидцу, будь он такой же художник, как Пушкин или Тургенев, вряд ли относится к ужасной, но бытовой картине убийства лошади. Скорее всего, автор здесь в свойственной ему ненавязчивой манере предупреждает читателя о том, что при всей своей правдоподобности страшный сон Раскольникова не так прост. Картина, представившаяся герою, поначалу старательно маскируется под обыденную и реальную: …время серенькое, день удушливый, местность совершенно такая же, как уцелела в его памяти. Обманность и фантасмагоричность сновидения выражаются здесь лишь в том, что оно правдивее реальности: …даже в памяти его она (местность. Д. М.) гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь во сне. Настроив героя (и читателей) на волну лирических воспоминаний, сон подбрасывает им все новые и новые подробности о черной пыли на дороге в кабак, о сахарной кутье на белом блюде, о старинных образах без окладов.
На самом деле, что такого, например, в том, что в городском кабаке как будто происходит гулянье ведь описанные события развиваются в праздничный день, под вечер, а толпа всякого сброду занимается тем же, чем и всегда, горланит песни, пугая маленького Родю. Почему стоящая возле кабачного крыльца телега названа странной, если тут же добавлено, что это одна из тех больших телег, в которые впрягают больших ломовых лошадей, за какими так любил наблюдать маленький мальчик Действительно странным является, пожалуй, лишь то, что на этот раз запряжена в нее маленькая, тощая, саврасая, крестьянская клячонка2, какая обычно не может сдвинуть с места даже предназначенный для нее воз дров или сена и тогда ее бьют мужики кнутами, иной раз даже по морде и по глазам, на что всегда так жалко было смотреть сердобольному ребенку. Этими вновь постоянно возникающими отступлениями в сознание читателя как бы исподволь закладывается мысль о полной никчемности и бесполезности бедной лошадки, и разыгрывающаяся далее сцена оказывается, по сути, предрешенной. В последней части видения Раскольникова, несомненно, нашли отражение черты придуманного им страшного плана. Ведь речь здесь идет о возможности распоряжаться чужой жизнью пусть пока жизнью лошади (Мое добро! кричит пьяный Миколка) и о критериях целесообразности, пользы, ожидаемой от существования окружающих: А кобыленка эта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест.
(Эту фразу из подслушанного в трактире разговора Раскольников попытается затем передать Соне.) Сон Раскольникова, как своеобразная проба пробы, также довольно точно передает мелкие детали будущего убийства: лошадку забивают (Топором ее, чего! кричит кто-то), по ее морде струится кровь; Миколку, на котором, как после и на Раскольникове, нет креста, подзуживает при этом целая толпа, так же как студент и офицер своим разговором в трактире подтверждают оценку, мысленно данную Родионом Романовичем старухе процентщице, и убеждают его в своеобразной справедливости собственных замыслов. Однако сон, являясь, по сути, сжатым изложением всего романа, словно коварно подсказывает главному герою и возможный путь ухода от неминуемо приближающейся трагедии притвориться, что он-то здесь и ни при чем, занять место стороннего наблюдателя или, еще хуже, самому прикинуться этакой лошадкой, которую чуть было не заели невыносимые условия жизни. И действительно, как во сне Раскольников видит задуманное им убийство со стороны, так и в реальной жизни, на тот случай, если из него не выйдет Наполеона, у философа остается еще мнимый шанс побороться, свалив свою вину на так вовремя подвернувшегося красильщика-сектанта с его навязчивой идеей о необходимости пострадать. Таким образом, страшный сон Родиона Раскольникова, обладая многозначностью и символичностью, присущими сновидениям, является одновременно экскурсом в прошлое героя, отражением борьбы, которая в тот момент происходила в душе героя, и в то же время предопределением, своеобразным планом, согласно которому ему предлагается действовать.
Сочинение по литературе на тему: Сон Раскольникова об убийстве лошади (Анализ эпизода из главы 5 части 1 романа Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”.)
Другие сочинения:
- Что такое сны? Откуда они берутся? Почему, закрыв глаза и не воспринимая ничего вокруг, не покидая не то что дома – собственной постели, мы переживаем удивительные приключения, совершаем странствия туда, где никогда не были, говорим с теми, с кем незнакомы, Read More ......
- Достоевский по праву считается писателем-психологом. В романе “Преступление и наказание” психологический анализ состояния преступника до и после совершения убийства слит воедино с анализом “идеи” Раскольникова. Роман строится так, что читатель постоянно находится в сфере сознания героя – Раскольникова, хотя повествование Read More ......
- Роман Достоевского “Преступление и наказание” – это роман о современ-ной России, переживавшей эпоху глубочайших социальных сдвигов и нравствен-ных потрясений, роман о современном герое, вместившем в грудь свою все стра-дания, боли и раны времени. Передовая русская молодежь конца 50 – начала Read More ......
- “Преступление и наказание” Ф. М. Достоевского – первый русский детективный роман. Но, наряду с детективным сюжетом, автор дает развернутые психологические характеристики своих героев. Он настолько мастерски выписал внутреннее состояние загнанного в угол Раскольникова, что самого Достоевского всерьез подозревали в убийстве. Read More ......
- Роман “Преступление и наказание” был написан в 1866 году. В это время Достоевский жил в той части Петербурга, где селились мелкие чиновники, торговцы, студенты. Здесь, в тумане и пыли “серединных петербургских улиц и переулков”, родился в сознании Достоевского образ Родиона Read More ......
- Анализ эпизода признания Раскольникова (глава 8 части 6 романа Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”) 8 глава является финальной в шестой части романа Достоевского “Преступление и наказание”. Именно ее можно считать формальной развязкой всего произведения – здесь Раскольников признается в Read More ......
- Роман “Преступление и наказание” был написан в период “трудного времени” конца 60-х годов XIX века, когда Россия находилась в состоянии экономического и социального кризиса. Крестьянская реформа не только не сгладила, но еще больше усугубила социальные противоречия. В обществе нарастал духовный Read More ......
- Роман Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание” – одно из самых сложных произведений не только в творчестве Достоевского, но и в мировой литературе. Родион Раскольников, человек совестливый и легко ранимый, не может хладнокровно смотреть на ужасы, страдания “униженных и оскорбленных”, Read More ......
