Нужна помощь в лечении отца валерия духанина. важно!!! Константинополь, константинополь… зачем же ты так поступил? священник валерий духанин
И до старости, и до седины не оставь меня, Боже (Пс. 70: 18). Еще немного, и не будет во мне прежних сил, поблекнет цвет лица, исчезнут ловкость и сноровка. Как увядающий родник, угаснет мысль, иссякнет память, забудется прочитанное. Уйдут умения и навыки, когда-то так ценимые сотрудниками. И забрав у меня последние силы – остатки жизненной энергии, мне выделят наконец-то пособие, достаточное не для жизни – для выживания. Но и тогда, во время пенсии, Ты, Боже, не оставь меня.
Старость, наблюдаемая нами повседневно, есть прозорливое откровение о нас самих. Это волшебное зеркало, принесшее из скорого будущего правдивый образ каждого из нас. «Вот, это ты», – говорит мне зеркало жизни. «Неужели я? – возникает во мне горький вопрос. – Такой немощный, сгорбленный, в старомодном потертом костюме, бреду куда-то, опираясь на палочку, – в аптеку или магазин, – чтобы скромно занять в очереди последнее место. Как же страшно признать эту правду: я, никому здесь не нужный, неспособный содержать себя сам». Да, это так, это путь нашей жизни. Но если это завтрашний я, а вижу это уже сегодня, то, значит, помощь пожилым и должна воцариться сегодня.
«На рыбалке». Художник Леонид Баранов
Когда-то стариков увозили в лес, спускали в заснеженный овраг на лубе, оставляли на произвол судьбы. Бумерангом возвращался этот произвол к тем, кто вершил его. Старость накажет всякого, кто когда-то ее ущемлял.
Вот перед нами старый индеец из рассказа Джека Лондона «Закон жизни». Он слишком немощен, чтобы следовать вслед за племенем к далеким более плодовитым местам. Его сын – вождь племени, но на нартах для старика не находится места. Поэтому он сидит прямо на снегу перед костром с оставленной ему охапкой хвороста. Он вспоминает, как сам когда-то оставил своего отца… Это неизбежно, считает он. Но в глубине души ему все же хочется, чтобы сын его вернулся за ним, чтобы родные, теплые руки посадили его с собой рядом и увезли. Увы, последними посетителями старика становятся голодные волки.
Иллюстрация к басне Льва Толстого «Старый дед и внучек»
Вот известная всем басня Льва Толстого «Старый дед и внучек». Дед слишком стар, зубы повыпадали, изо рта еда вытекает обратно, чашку он выронил, расколол… Вот и сажают его за печь, чтобы не портил картину в доме, выдали ему деревянную лоханку. А простодушный, но сообразительный внук уже мастерит из дерева такую же плошку своим родителям. И надо же, они устыдились, вернули старика к нормальной жизни в семье.
Не пренебрегай человека в старости его, ибо и мы стареем (Сир. 8: 7), – простая, но очевидная библейская истина. Чтобы к тебе не приблизились волки, нужно самому не поступать как волк по отношению к слабым и немощным. Чтобы завтра к тебе относились достойно, сегодня сам относись достойно к другим.
Сын! прими отца твоего в старости его и не огорчай его в жизни его. Хотя бы он и оскудел разумом, имей снисхождение и не пренебрегай им при полноте силы твоей, ибо милосердие к отцу не будет забыто; несмотря на грехи твои, благосостояние твое умножится. В день скорби твоей воспомянется о тебе: как лед от теплоты, разрешатся грехи твои. Оставляющий отца – то же, что богохульник, и проклят от Господа раздражающий мать свою (Сир. 3: 12–16). Вот библейские основы для социальной помощи, защиты стариков. Благословение от Бога нисходит лишь за счет того, что ты поддерживаешь, а не отнимаешь, отдаешь, а не забираешь, трудишься сам для других, а не требуешь от них изнурительного труда.
И все же боимся мы старости. Сторонимся ее, как мрачной двери, ведущей в подземелье, в мир теней и неведомых призраков. Разве есть при маленькой пенсии, после отнятых лет на труды, хоть какое-то утешение? Есть! Потому что есть Утешающий. Я Господь, Бог твой; держу тебя за правую руку твою, говорю тебе: «не бойся, Я помогаю тебе» (Ис. 41: 13).
Старость вписана в Божий Промысл. Значит, есть в ее немощах и лишениях духовный смысл
Старость вписана в Божий Промысл. Каждому возрасту даются от Бога свои испытания. И возраст пожилых не лишен своей проверки на прочность. Значит, есть во всех этих немощах, внешней скудости и лишениях какой-то духовный смысл. Если Бог попускает испытания, значит, через них нам надо пройти.
Пенсию, выдаваемую государством, придумали не так давно. Первый закон об ответственности государства за стариков появился в Англии в 1601 году. Закон касался только немощных и неимущих, ибо считалось, что если ты можешь зарабатывать на жизнь, то продолжай трудиться дальше. Лишь в XX веке пенсия стала законной для всех. До этого времени забота лежала всецело на ответственности близких людей, если таковые у старика оставались. И если смотреть от нашего времени вглубь веков, то мы увидим лишь труды, труды, труды, и еще немощи, и так вплоть до утраченного Рая, когда произнесен был приговор: Со скорбью будешь питаться от нее (земли) во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе… в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься (Быт. 3: 17–19). Знаем ли мы время или страну, где бы было иначе?
Авраам и Сарра
Открываю Ветхий Завет и вижу, что старость впервые упоминается в отношении Авраама, и называется она старостью доброй (см.: Быт. 15: 15). Вот перед нами почти столетний старик, без родины и без потомства, без социальных гарантий, без страховых выплат и пенсии. Скитался он от чужбины к чужбине, в поте лица возделывал землю, бегал из страха в Египет, переживал о будущем и собственно сам обетованной земли не получил, будучи лишь временным пришельцем на ней.
И всё же Бог назвал предел его жизни старостью доброй. Потому что добрая старость там, где присутствует Бог, где чистая совесть и чистая жизнь. Добрая старость там, где свобода души и нет мучительной боли, по слову Павла Корчагина, «за бесцельно прожитые годы». Именно в старости праотец Авраам обрел удивительную радость непосредственного общения с Господом. И всё ведь в его жизни казалось по-человечески невозможным, неосуществимым, но Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность (Быт. 15: 6). Не бойся, Аврам; Я твой щит; награда твоя весьма велика (Быт. 15: 1), – так Господь говорит всякому, кто верует, что Он рядом, что Он наш Щит и наша Ограда.
Но вот открываю Новый Завет, Святое Евангелие, и с удивлением вижу, читаю слова Спасителя, обращенные к первоверховному апостолу Петру: Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь (Ин. 21: 18). Это ли не про нас и наши реформы?
Почему же, Господи, Ты, победивший смерть и тление, так легко соглашаешься на старческую немощь Твоих учеников? Почему Ты дозволил властвовать над нами немощи и беспомощности? Дни трудов наших продлеваются, а покоя мы не можем найти.
– Потому что старость открывает нам всю правду жизни до конца!
О нашей старости у Бога есть особый замысел. Это время, когда ты становишься один на один пред лицом вечности, пред лицом Божиим. Это время, когда ты находишься у порога и потому уходит всё лишнее. Это время многих утрат, но и многих приобретений. Уходят соблазны, влечения, которые собственно душе и не дали ничего подлинного. Посреди немощей наступает прозрение.
Как удивительно, что именно в пожилом возрасте обрели Бога многие, наиболее серьезно восприняли духовную жизнь, молитву, покаяние и, как следствие, обрели настоящую радость. Я вижу глаза этих людей – в них радости больше, чем в глазах недовольного «поколения “Пепси”». Ушел ветер бессмысленной спешки, и во внутренней тишине преклонного возраста человек наконец-то услышал зов веры – призывающий к спасению твоей души Божий глас.
Не вкусив немощи старости, невозможно понять, что есть человек и ради чего он призван жить
Много фантазий, мечтаний жило во мне на витке взлета молодости. Каждую проблему я привык побеждать. Не осталось не достигнутым ничего, что сам ставил себе целью жизни. Внезапно явившиеся немощи и болезни вмиг отняли всё, открыли глаза на то, кто же я есть на самом деле. Не вкусив этой немощи, невозможно понять, что есть человек и ради чего он призван жить.
Юному, незрелому сердцу жизнь представляется необъятным полем, на котором можно бесконечно срывать цветы и наслаждаться их благоуханием. Пожилой человек пожинал с этого поля терния и волчцы, возделывал его «в поте лица своего» – старость приводит к смирению.
Юность и молодость хотят попробовать всё и сразу – старость знает цену вещей.
Молодость живет крайностями – старость приходит к умеренности.
Молодость расточительна – старость бережлива.
Молодость радикальна в суждениях, готова рубить сплеча – старость становится снисходительней, способна терпеть и прощать.
Даже когда плачет пожилой, его слезы, как и сам возраст, – золотые. Он плачет о детях и внуках, об их скорбях, ошибках, преткновениях. И это значит, что сердце пожилого человека – живое. Мертвые ни о ком не плачут. Но чтобы сердце из мертвого стало живым, нужно пройти путь длиной в жизнь.
Нет, старость – не подземелье, а вершина горы. И на вершине этой горы Бог не оставит тебя
Нет, старость – не подземелье, а вершина горы, на которую ты поднялся, пусть изможденный предшествующим восхождением, но ты всё же дошел, добрался, достиг. К этой вершине ты шел, не сорвавшись ни в ущелье, ни в пропасть, потому что всю жизнь тебя вел за руку Невидимый Покровитель. И на вершине горы Он не оставит тебя.
В строках Его Откровения мы слышим тихий, словно веяние свежего воздуха, живительный ответ: И до старости вашей Я тот же буду, и до седины вашей Я же буду носить вас; Я создал и буду носить, поддерживать и охранять вас (Ис. 46: 4). В младенчестве носили меня на руках мои родители, в старости носишь нас на руках Ты Сам, Господи.
Всю жизнь мы терпим немощи, но и всю жизнь мы оказываемся в чьих-то надежных руках. В младенчестве – в руках родителей, в школьные годы – в руках учителей, в молодости – в руках близких друзей или профессионального коллектива. В руках семьи, любимых и любящих. В руках врачей, когда нужно лечиться. В трудные минуты – в руках духовников. Эти руки не дают нам провалиться в бездну отчаяния и пустоты. За ними невидимо присутствуют руки Божии. И даже если не поддержит государство, Бог пошлет человека, который непременно поддержит тебя.
Итак, ты достиг вершины горы, и с этой вершины ты видишь далеко всё вокруг, как не видит тот, кто находится у подножия или кто еще отчаянно карабкается вверх, будучи нагружен рюкзаком ежедневных проблем. Старость дает возможность отдышаться, прийти в себя и осмотреться вокруг.
Старость нарекли возрастом золотым, и этот возраст хранит в себе свои сокровища. Старость обладает своими радостями, своими талантами, как и закат солнца обладает своей неповторимой красотой. Да, это закат, солнце заходит, но как же оно радует глаз. Золотой возраст радует, как и золото осени. Осень – это, прежде всего, обильный урожай, плоды предшествующих трудов, без которых не продержится новое поколение.
Листаю страницы своей жизни и замечаю, как я тоскую по своим дедушкам и бабушкам. И вроде бы всё есть: родители, любимая жена и дети. Но не хватает тех, кто был со мною в моем детстве, кто беззаветно любил и во всякой детской проблеме неизменно становился на сторону внука. Кто не был задавлен валунами сиюминутных проблем, но каждый вопрос решал размеренно и степенно. В близости к ним не было собственно и проблем, и тишина их душ передавалась моему сердцу неизъяснимым душевным покоем. Они прошли голод, войну, репрессии, неслыханные по нагрузкам работы в колхозе, они потеряли всё в начале 1990-х годов, но так и не сломались. Потому что их не оставил Бог, а с Богом никто не сломается.
Натруженные руки и добрые глаза – вот красота пожилого человека. Жизненный опыт и мудрый совет – вот его сокровище. Уют домашнего очага с гурьбой проворных внуков – вот его счастье: Увидишь сыновей у сыновей твоих (Пс. 127: 6). Но если ты одинок и рядом никто не скажет: «Доброе утро» или «Как твои дела?»? Если нет того, кто будет тебе отрадою и питателем в старости твоей (Руф. 4: 15)? То и тогда с тобой рядом есть твой Небесный Отец, для Которого ты всегда, в любом возрасте милое чадо.
Мы бьемся за социальные свободы веками, но что-то их нет и нет, этих свобод. Есть свобода сердца, свобода души. Когда не гнетут тебя оковы греха и узы воспоминаний о нераскаянном прошлом. Когда вместо обид и разочарований ты по-прежнему делаешь свое скромное дело.
Что же утешает в старости? Как ни странно, это труд, активность, занятость
Что же утешает в старости? Как ни странно, это труд, активность, занятость. Пока ты что-либо делаешь, то старости словно и нет, ее незаметно. А как только сложишь руки и сядешь на месте, то всё, старость завладеет тобой. Она придет как недовольство и ворчание, как саможаление и упреки всех, кто вокруг. Отсутствие дела выразится в активности ненужных помыслов, которые монотонным гудящим роем займут пространство ума, станут беспощадно жалить сердце, высасывать силы души.
Как удивляет меня мой отец. Выйдя на пенсию, он с мамой поселился в деревне, занялся хозяйством, каждый день кормит животных и возделывает сад, огород. На пустые дела у родителей времени нет. Но если ты оскудел физически, благодари Бога и делай душевно. Молитва – высшее делание души, которое возможно в любом месте и в любое время, лишь бы не угасло в сердце пламя веры. Бог моих родителей поселил рядом с храмом – там и нашли они счастье!
Мы, будущие старики, видимо, не привыкли терпеть немощи, нам хочется быть опекаемыми. А если болеть, то хочется выступить в роли евангельского расслабленного, которого четверо друзей несли ко Христу, и они же за него молились. Но если Бог хочет, чтобы ты был не этим расслабленным, а одним из его четверых друзей, которые надрывались, несли расслабленного на одре, лезли на крышу и разбирали ее, с трудом поднимали туда своего несчастного друга, а затем опускали внутрь дома, припадали с горячей молитвой к Спасителю? По вере друзей он получил не только исцеление, но даже прощение грехов, а сами друзья, интересно, получили что? А разве Бог забудет того, кто забыл о себе, но не забыл о друге?
Теплая забота о близких – детях, внуках, родственниках – дает утешение в старости. Вот как сказал об этом философ Платон: стараясь о счастье других, мы находим собственное счастье.
Если замкнуться на себе, то нас задавят обиды. И всё вокруг покажется неправильным: не так выложили асфальт, не так ходит транспорт, не так вода течет из-под крана, тем более не так живут соседи и все люди вокруг, а виновней всех правительство. Недовольство лишает душу счастья.
Когда ты питаешь добрые чувства хотя бы к кому-то, и прежде всего к своим внукам, то это добро уже внутри тебя, оно согреет душу. Так состарившийся праотец Иаков, названный Израилем за данное ему созерцание Бога, особенно любил юного сына Иосифа. Израиль любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его, - и сделал ему разноцветную одежду (Быт. 37: 3). Для младшего старик сам делает одежду, а не ждет, что сделает кто-то другой, тем более не требует чего-то себе. И в этом он счастлив. Для маленьких деток и сейчас пожилые вяжут варежки и шерстяные носки, готовы раствориться в заботе о малышах – и исчезают старческие немощи.
Многие поспешили осудить владыку Димитрия, пытаясь уличить его в поддержке обрядоверия. Однако если вслушаться в слова владыки, то мы заметим, что владыка Димитрий собственно не превозносит обрядоверие как таковое. Он говорит о том, что простые люди никогда не жили интеллектуализмом. Для них богословием всегда была живая вера в Бога, выражаемая в самых разных обрядах. И это действительно так.
Что толку требовать от трудящихся ежедневно людей штудировать богословские трактаты, если, во-первых, они мало что там поймут, а во-вторых, это нисколько не расположит их к Богу. Православное богословие – это все-таки не интеллектуализм, а жизнь сердца с Богом, выражение веры вовне, не только в добрых делах, но и в обрядах, обычаях и традициях.
Я вспоминаю, что еще в древнее время в Александрийской богословской школе предполагалось деление всех христиан на две категории. Одна категория – это простые верующие, которые не способны к высокому богословскому ведению. Для них считалось достаточным исповедовать веру без лишних богословствований, в простоте придерживаться Символа веры, исполнять заповеди Божии и не пытаться проникать в аллегорический смысл Священного Писания. Другая категория – те, кто способен к высокому умозрению, созерцанию в Священном Писании иносказательных смыслов, к возвышенному рассуждению о Боге.
Кстати, отцы-аскеты, такие как преподобный Иоанн Лествичник и святитель Григорий Богослов, строго предостерегали: опасно неочищенному от страстей касаться богословия. Вот почему ереси часто возникали из попыток богословствовать, когда человек не преодолел в себе гордость и прочие страсти. Напротив, молитва самых простых людей, не искушенных в богословии, находила отклик у Бога.
Преподобный Паисий Святогорец рассказывал, как на Афоне в монастыре Эсфигмен жил настолько простой старец, что даже праздник Вознесения он считал одной из святых. Дело в том, что по-гречески слово «вознесение» – «аналипсия» – женского рода. Старец молился по четкам и говорил: «Святая угодница Божия Аналипсия, моли Бога о нас»! Однажды заболел кто-то из монахов в монастырской богадельне, старцу нечем было его покормить, тогда он спустился на нижний этаж, открыл окно, выходившее к морю, высунул руки и попросил: «Святая моя Аналипсия, дай мне рыбку для брата!» И произошло чудо – из моря прямо к нему в руки выпрыгнула огромная рыба. Когда преподобный Паисий рассказывал это, он добавлял, что мы-то знаем, что на самом деле значит Вознесение, но не можем вымолить даже малюсенькой рыбки.
Если отнять у простых людей куличи и пасхи, крестные ходы и паломничества к святыням, погружения в святые источники и множество других обычаев и обрядов, а взамен дать книги по богословию, мы иссушим внутренний мир простых людей, лишим их веру жизненности и превратим ее в превратные фантазии по поводу непонятых ими текстов.
Люди в принципе не могут жить без традиций, обычаев, ритуалов. Если не воцерковлять эту потребность простых людей, то она будет выражаться в самых жутких суеверных представлениях. Поэтому пусть каждый идет к Богу своим путем: интеллектуал – путем напряжений ума и постижения тайн богословия, простые люди – путем обрядов и простых сердечных молитв.
Записала Оксана Головко
|
Любая обида может вырасти в мщение. Конечно, обида не всегда завершается местью. Но никакая месть не бывает без предваряющей ее обиды, как нет сорняка без крепких корней, укуса гадюки без яда, взрыва мины без действия детонатора. Обида – камень, приготовленный против другого. Месть – бросок этого камня. Когда ты носишь камень за пазухой, тебе самому тяжело, а тяжесть души усилится, если камень обиды ты метнешь в сторону ближнего. Всякая месть, а значит, и всякая обида есть в зародыше мучение самого мстящего, самого обиженного.
Печь сжигает всё, что положат в нее, поглощает топливо, а обратно выгребается мелкая зола. Так и обида сжигает в душе всё, такая душа лишь поглощает и уничтожает, а обратно выдает горстку сожженных чувств, отношений, порушенных связей с людьми. Но если от печки – тепло, то от объятой обидой души веет холодом.
Сколько семей дали трещину только потому, что супруги стали обижаться друг на друга из-за каких-то оплошностей, накапливали в себе груз обид, и потом этот груз повлек ладью семьи ко дну. Есть те, кто в отместку изменил, в отместку подал на развод, в отместку бросил другого в тяжелой жизненной ситуации. Потому что обида всё перекрыла, лишила здравого разума, привела к крушению всего самого ценного.
Обида – искушение всех людей без исключения. Яркий пример обиды и желания мести мы видим даже среди учеников Христа. Спаситель, направляясь в Иерусалим, послал учеников в самарянское селение приготовить для Него место. Но самаряне не приняли Спасителя, так как Он имел вид путешествующего в Иерусалим (Лк. 9: 53). Это и послужило поводом для обиды апостолов. А вот и желание мести: Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? (Лк. 9: 54). Так вот просто думали апостолы решить возникшую трудность, по принципу: нет человека – и проблемы нет.
Апостолы еще и представить не могли, что когда-то с проповедью любви они пройдут эти земли, а потом с радостью встретят весть о том, что и самаряне приняли слово Божие (Деян. 8: 14). Их мысли пока были заняты тем, что хотелось испепелить своих обидчиков. Для переосмысления им нужно было еще пережить скорби и страхи, и только благодать Духа Святого соделала их сердце обителью любви, не знающей никакой обиды.
Но если мы посмотрим предваряющее повествование Евангелия, то увидим, что перед самарянским селением апостолам пришла мысль, кто бы из них был больше (Лк. 9: 46). Размышление о том, насколько ты велик, естественно обращается позором, когда тебя кто-то не принял.
Любая наша обида – проявление гордости, такой человек заведомо убежден, что ему должны оказать особую честь, а если этого не происходит, то он считает, что его презрели, не поняли, оставили одного. Так и приходят на память известные строки М.Ю. Лермонтова:
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!
Обиженный – всегда «невольник чести», ему всегда кажется, что его, такого хорошего, способного, умного, неправильно поняли, не приняли, оттолкнули.
Смирение изгоняет обидчивость. Если ты признаёшь себя меньше других, то на кого обижаться?
Кто из вас меньше всех, тот будет велик (Лк. 9: 48), – отвечает Христос на наивный вопрос апостолов о первенстве. Смирение несет в душу мир, изгоняет обидчивость. Если ты признаешь себя меньше других, то на кого обижаться? Как может считать себя обесчещенным тот, кто ни от кого не ждет чести?
Почему же эта явная немощь учеников вошла в текст Евангелия, которое должно включать вроде бы только святое? Потому что записанное относится к каждому из нас. Даже самый кроткий с виду человек может стать мстительным, если будет копить в сердце обиду. Даже добродушный, никому не причинивший зла человек, если затаит на кого-то обиду, со временем может сам ответить злом на зло. Тебя где-то не приняли, развернули, отвергли, и ты готов уже испепелить этих людей, не оставить камня на камне, будь дана тебе чудотворная сила.
Типичное проявление обиды – внутреннее переживание ущерба от чужой несправедливости, следствием же становится желание попалить своих обидчиков огнем. Поэтому обида и месть взаимосвязаны.
Месть обиженного выражается хотя бы в том, что он отказывает ближнему в общении, меняет свое внутреннее к нему отношение. Человек, на которого ты обиделся, отступает в твоем внутреннем мире за черту, за границы любви.
Обида – всегда непрощение. Мы потому и обижаемся, что не прощаем ближнему его ошибок, немощей, неправильных поступков. Но всякое непрощение означает одно – нелюбовь. Если бы ты желал ближним добра, то разве держал бы что-то на них из-за их ошибок или оплошностей? Обида – внутреннее бурление, клокотание вражды и непрощения. Это смятенно-мятежное восстание личной «правды», желающей отстоять свои права в этом непостоянном мире.
Мы опираемся на свою личную «правду» как на кривую клюку, с которой хромаем по жизни. Правда же Христова в том, чтобы мы стали выше обид, чтобы чья-то несправедливость не угасила в нашем сердце добра, чтобы в сердце воссияла свобода любви и прощения и спали с души оковы мстительности.
Обида – знак победы греха над душой человека. Если после причиненного тебе оскорбления ты загорелся злобой, то, значит, от чужого зла ты заразился злом. Огонь чужого греха передался тебе, попалил весь твой внутренний мир, соделал и тебя злодеем. Копить в себе обиду, а тем более вынашивать помыслы мести – то же самое, что положить себе за пазуху горящие угли и пытаться носить их.
Обида и мстительность – болезнь греховного человечества. Но именно от этой болезни и пришел исцелить нас Христос. Вот почему Он ответил апостолам: Не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать (Лк. 9: 55–56).
Христианин – это тот, кто несет в себе образ Христа, в ком Бог отражается наиболее ясным и чистым образом. Бог есть Любовь, в Нем нет и тени ненависти. Бог долготерпелив и милосерден, в Нем нет и капли презрения. И никакой обиды в Боге тоже нет. Бог наказывает, но не мстит, ибо Он не испытывает ущерба от наших грехов. Его наказание – вразумление любящим Отцом Своих неразумных чад. Бог попускает скорби человеку, впавшему в грех, но ни на кого не держит обиды.
Из самых глубин голгофских страданий, при всеобщем презрении, Христос молился: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23: 34), – Он не имел в сердце и капли обиды. Те же слова повторял святой Стефан Первомученик, когда его побивали камнями, просил за своих убийц: Господи! Не вмени им греха сего (Деян. 7: 60). Кто приобщен Богу, тот приобщен и Божией любви, тот выше обид, потому что причастник Божиего Царства ищет, чтобы и другие стали причастниками.
Если бы в нашем теле сидела заноза, а острая боль от нее не давала покоя, то разве мы не предприняли бы усилий вынуть занозу? Всякая обида – заноза, сидящая в глубинах души, пронзающая сердце острой болью. Занозы надо вынимать, а от обид – избавляться. Обиды преодолеваются по мере смирения, когда надменный дух уходит, подобно как испаряется мрачный чад от веяния свежего воздуха. Если обида – тугой обруч, сдавливающий душу, то прощение – освобождение.
Одно древнее сказание гласит, как на некий индийский остров привезли невольника-христианина. Он столь усердно трудился, что хозяин со временем поставил его управляющим над всем своим имением. Как-то, придя на рынок невольников, управляющий заметил старого, изувеченного, больного человека и тут же купил его. Хозяин был удивлен таким выбором. Когда все приступили к работе, то хозяин заметил, что управляющий заботливо ухаживает за этим старым невольником. Он поместил его в свое жилище, кормил со своего стола, всячески оберегал его и поддерживал. Хозяин подумал, что управляющий нашел своего родственника, и спросил, не приходится ли он ему отцом. «Нет, он не отец мне и даже не родственник», – ответил управляющий. «Почему же ты так заботишься о нем?» – «Да потому, что он – мой враг. Ведь это он продал меня когда-то торговцу невольниками. А Христос велит платить за зло добром».
Такая любовь, такое прощение и есть настоящая свобода, настоящее счастье. Дай Бог каждому из нас вкусить хотя бы малую долю от благ Христовых, стяжать свободу от обид и всячески беречься от мстительности.
Чем выше человек, тем больнее его падение. Чем величественнее положение, тем сильнее последствия ошибок. И статус первенства способен стать соблазном, когда забывается слово Христа: Многие же будут первые последними (Мф. 19: 30); Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет (Лк. 18:14).
Константинополь, Константинополь! Город великих святых и великих еретиков, город, познавший славу православного царства и испытавший позор разорения и жалкого подчинения сынам Османской империи. Твой вклад в историю неоценим: ты обратил ко Христу народы и царства, ты знал непревзойденных святых-богословов, чьи творения – образец веры всем нам, но в твоих же пределах зарождались и ереси, благодаря тебе происходили и смуты.
Ты, некогда царственный град, изгнал двух лучших своих святителей – Григория Богослова и Иоанна Златоуста. Обоим не нашлось места в твоих знатных стенах. Ты имел Нестория своим предстоятелем и знал Евтихия как влиятельного настоятеля монастыря, наставника высоких лиц и придворных.
Не всякое твое, Константинополь, слово – выражение истины, не всё изреченное тобой – непогрешимо и безошибочно
В тебе пересекались судьбы народов, в тебе шла борьба, в тебе препирались о тонкостях веры: святой император Юстиниан слагал гимн Единородному Сыну и Слову Божию, а еретичествующий император Анастасий включал в Трисвятое монофизитское прибавление «распныйся за ны». В пределах твоей империи зародились обширные ереси, разделившие христиан, и твои императоры так и не смогли преодолеть этих трагичных дроблений. Ты обличал ошибки католицизма, и ты же заключал с ним унию, пытаясь спастись от меча мусульман. В тебе побеждала истина, но с Божия попущения побеждал и ее антипод: не всякое твое слово – выражение истины, не всё, что изречено тобой, непогрешимо и безошибочно.
Твой меч, наследник победоносного римского гладиуса, не устоял против зульфикара – обоюдоострого меча Мухаммеда. Твои сыны рабски пополнили войска янычар, а вместо духовно величественных куполов твоих храмов гордо возвысились острые минареты мечетей. Ты предан в руки мусульман, претерпел разорение, утратил самое имя, превратившись в Стамбул, лишился возможности ясной проповеди среди иноверцев в своих же пределах. И ныне паства твоя рассеяна по всему миру, как птенцы без гнезда, как чада, лишенные крова. Ты знаешь, что такое скорбь разделения, что такое боль отсечения чад от ее матери. Зачем же эту боль причиняешь другим?
Зачем пытаешься отсечь от Церкви-матери дорогих ее сердцу чад? Зачем способствуешь грозовым тучам сгуститься над головами наших братьев и сестер, чья верность канонической Церкви подобна подвигу мучеников, готовых страдать, но не отречься, претерпеть истязания, но не уйти из родного церковного крова?
Время смуты есть испытание. Во всякой смуте особенно болезнен удар со стороны того, о ком мы думали как о друге, союзнике, единомышленнике. Поддержавший врага есть предатель. Удар предателя – всегда в спину и потому особенно горек.
Но с нами есть Тот, Кто не предаст, не обманет, не подведет, – наш Господь и Спаситель. История – сплетение человеческих противоречий, немощей, грехов – не есть бесконтрольный процесс, мы не оставлены Божиим Промыслом. И когда вокруг Святой Руси сгущались сумерки, а рядом витали хищные птицы, жаждущие насыщения от тел павших на поле битвы, Господь подавал Свою благодатную помощь – сила Божия совершалась при нашей немощи (ср.: 2 Кор. 12: 9). И потому Россия выстоит. Что нам бояться врагов, если с нами – Сам Бог?
Когда человек хочет услышать, он прислушивается. Нашей жажды единства, нашего желания сердца не слышат. Мы жаждали единства еще с начала 1990-х годов – нас разделили на разные государства. Мы жаждем единства духовного – нас пытаются разделить и теперь, хотят рассечь живое тело церковное на части, пролить кровь, ибо всегда, когда рассекается живой организм, проливается кровь, а боль пронизывает всё тело. Но голоса нашего сердца не слышат.
Нас всегда слышит Бог – к Нему обратим наши молитвы, моления, слезные просьбы
Когда нас не хотят слышать люди, то нас всегда слышит Бог – к Нему обратим наши молитвы, моления, слезные просьбы. Он помогает тогда, когда помочь не может никто и ничто. Он воскрешает мертвых, исцеляет больных, возвращает утраченное, спасает погибших.
Время, отведенное нам, судьбоносно. Вершится будущее Святой Руси. Это будущее зависит в том числе и от нас, наших молитв, просьб сердечных, деятельного участия в поддержке единства.
Да не победит разделение – порождение того, кто разделяет, чтобы над разделенными властвовать. Да исполнится молитва Спасителя Богу Отцу: Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино… да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17: 21, 26).
Боже, не допусти рассечения тела Твоей Церкви Святой!
Огради от расхищения паству Твою!
И да не оскудеет в сердцах наших любовь – залог единства с Тобой и единения с нашими ближними!
