Любовь к отеческим гробам. «В них обретает сердце пищу…

«Два чувства дивно близки нам -

В них обретает сердце пищу.

Любовь к родному пепелищу.

Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века

По воле Бога Самого

Самостоянье человека

Залог величия его.

Животворящая Святыня!

Земля была б без них мертва

Как …….. пустыня

И как алтарь без Божества».

Так почему же два чувства близки нам? И кому «нам»? О чём собственно идёт речь в этом, признаваемом всеми без исключения гениальным «Credo» поэта? Ясно, что здесь Александр Сергеевич не имеет ввиду абстрактных людей вообще, речь не о либерализме и гуманизме и просвещении, нравственности и цивилизованности. Речь здесь о «нашем» русском сердце, о том, что является хлебом насущным для него.

Что касается «любви к отеческим гробам», то здесь ясно, что речь идёт не только о почитании отцов, но и о почитании их места захоронения во времени и пространстве. Но почитания мало, у Пушкина «сердце обретает пищу» в любви и естественно в любви, забывающей о себе перед тем, что выше индивидуального и личного.

Стало быть мало помнить и почитать предыдущие поколения, нужно самоотверженно любить их, то есть следовать за ними, продолжая их дело на земле, соглашаться с ними, отвечать за все их верные и неверные шаги на Родовом пути, представляя вместе с ними пред Богом единое целое.

А что же означает «любовь к родному пепелищу», предваряющая у Пушкина «любовь к отеческим гробам»? Что имеет в виду Александр Сергеевич под древним словом «пепелище»? Очаг родного дома или же Жертвенник, огнём поядающий зло и ложь и подкуп, и подлость и подлог в историческом бытии праведного русского народа?

Вспомним, «требует поэта к священной Жертве Аполлон»! Поэт был с детства «озарён» «заревом московского великодушного пожара», возбудившего в его сердце искреннюю любовь к Великому народу своему. Так он и пишет: «... и кровь людей то Славы, то Свободы, то Гордости багрила Алтари»… «Пока Свободою горим (!), пока сердца для Чести живы, мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы!»

Стало быть «любовь к родному пепелищу» - это не любовь к очагу, на котором варится материальная пища, это - Жертвенник и Очаг духовного становления любящего свой Род

Праведного человека.

Потому Александр Сергеевич и делает из предыдущего четверостишия вывод о том, что «самостоянье» праведного человека, то есть его индивидуальность и лицо по Воле Бога Самого предвечно основано на приятии и осознании Законов и Заповедей Рода – в этом по Пушкину, и ни в чём ином - Залог величия личности человека.

Как видим уже в этих восьми строках высказана А.С.Пушкиным богословская и философская точка зрения на Род и личность, которая в корне отличает его ото всех: современных ему и древних, протестантских и католических, и конечно же породивших их всех - иудейских взглядов.

Не зря профессор А.В.Карташёв, приводя в памятной речи к 100 – летию со дня смерти поэта эти слова и заканчивая ими свою речь утверждает, что «фальсификаторы сгинут от этих грозных, синайских судных слов нашего подлинного национального вождя и пророка», что «вся неизбежная возня с Пушкиным есть уже «memento mori» им, и сколько бы они ни подделывали, ни подкрашивали Александра Сергеевича под свой жалкий стиль, солнце правды пушкинской фатально разгоняет и разгонит тьму их обманов».

Когда профессор А.В.Карташёв произносил эту во всех отношениях замечательную речь, он, тем не менее, не ведал, что цитируя «Credo» поэта, последнее четверостишие прочитал в извращённой, удобной для западного сознания и ортодоксальных христиан форме:

«Животворящая святыня!

Земля была без них мертва;

Душа – алтарь без Божества».

Но дело в том, что у Пушкина нет сего удобного для монашествующего – монистического субъективистского сознания пассажа – «без них наш тесный мир», и о любезной христианскому сознанию индивидуальной «душе» личности не было поэтом упомянуто.

70 лет прошло с того времени, как ошибся вслед за фальсификаторами А.В.Карташёв, но и до сих пор, увы, не прочтено в контексте творческих, государственных и богословских задач это Credo величайшего русского поэта.

И сегодня последнее четверостишие печатается всего чаще лишь с первым на том основании, что в черновике поэта второе кто-то аккуратно вычеркнул.

Часто печатали и такой вариант, в котором было окончательно утрачено ненавистное индивидуалистическому сознанию слово «земля» и звучало оно так:

«Животворящая святыня!

Душа была б без них мертва;

Без них наш тесный мир – пустыня,

Душа – алтарь без божества».

А как же было изначально у самого Пушкина? В последнем четверостишии, согласно общему замыслу всех трёх, речь шла о том, без чего мертва земля (по Пушкину - без жизнь на ней творящих Родовых Святынь), - о том, что противостояло прямому Родовому пути жизни самостоятельного свободного человека, - о том, без чего жизнь становится «как» - (как что?) - иссохшая без живительной воды человеческих отношений «пустыня», а сам человек – Алтарь, на котором предназначено по Пушкину Богом совершать Жертвоприношение – остаётся в жизни без всякого смысла и употребления Свыше, ибо лишён Веры, «как Алтарь без Божества».

Тогда что же это было за таинственное слово, от которого нам достались после усиленной «работы» «пушкиноведов» одни отточия?

Для рифмы здесь требуется минимум пять гласных и йотированность в центре слова. Было бы неплохо, если бы и ныне действующая цензура не сочла за труд найти определение пустыни на восемь букв, подходящее для сего изуродованного сознательно кем-то четверостишия. Пустыня всё же какая – «йская»?

Если бы речь шла о душе человека, тогда Пушкин так бы просто и написал без обиняков: «Животворящая Святыня! Душа была б без них мертва…», но у поэта речь здесь идёт о ЗЕМЛЕ, становящейся мёртвой в виду отсутствия на ней, или осквернения на ней Святынь – «земля была б без них мертва».

Стало быть, здесь пустыня «мёртвая». Поищем на карте мира и найдём только у одного «народа», точнее безродных и лишённых Богом земли иудеев, таковую пустыню у Мёртвого моря, что на юге опалённого огнём и серой Стана, на юге Палестины есть Акравимская (Скорпионья), или проще Иудейская пустыня.

Именно там содомским противоестественным, противо-РОД-ным грехом осквернены были «Животворящие Святыни» - именно там, и ни в каком другом месте.

Вспомним и о том, что иудеи, совершив знаменитый исход из Египта много лет путешествовали по пустыне.

«Иудейскую пустыню» следует принимать в восстановленном тексте Пушкина и в прямом и в переносном скрытом смысле. Здесь поэт полемизирует с известной формулой – «Свято место пусто не бывает». - Нет, бывает, - утверждает поэт, если Святыни оскверняются и уничтожаются самими служителями Святыни, предстоящими у алтаря без Божества, оставляющими свой народ без родной земли и Животворящей Святыни, коей является память об их предках и об их Роде, сотворённом Отцом их Небесным!

Именно тогда, как вне, так и внутри человека водворяется на пустом месте преклонение пред чуждыми ему богами и общественными порядками. Тут поневоле вспоминаются слова из Евангелия от Матфея о том, что « когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя себе и не находит», и о «незанятом любовью к ближним месте, хотя бы и выметенном и убранном» и Книга «Бытие», гл.XXXV: «Поверзите боги чуждыя»…

Можно сколько угодно красть из произведений нашего гениального поэта отдельные слова и определения, заменяя их отточиями и даже измышлять новые, соответствующие иудейско-христианской нравственности четверостишия, но от того подлинный смысл их истинный и потому вполне определённый, единственный никогда не изменится.

Впрочем если кому указанного здесь не достаточно, пусть тогда обратится к стихотворению «Свободы сеятель пустынный» и задумается о «порабощённых браздах» земли русской, и о «рабах», коих почитали «должным» для себя резать и стричь "пастыри", и о церковном «ярме с гремушками» на шее народа, и о самодержавном «биче», свистящем в расчищенном чужеземной верой жизненном пространстве «послушания паче поста и молитвы», любоначалия и угодничества.

Комментируя второе четверостишие из приведённых выше трёх, писатель Иван Шмелёв в своей речи к столетию годовщины смерти Пушкина восклицает: «Если бы нас спросили, о самом важном, чего хотите? – вся Россия, и тут и там, сказала бы: «Себя, самостоянья своего! жизни своей, по воле своей хотим»…

«Самостоянье» Пушкина слово… Вот завет Пушкина – России. Вот основы национального бытия. Вот – откровение. И это откровение исполнится».

… Так вот именно для того, чтобы это Откровение Пушкина не исполнилось никогда, и народ русский не поднялся бы с колен, это четверостишие опускают, как якобы вычеркнутое рукою самого Пушкина и потому непригодное для печати.

Ну, а уж ежели, скрепя зубы, и напечатали строчку «На них основано от века», то и последние строки третьего четверостишия «редактируют» по своей «господской» воле:

«Без них наш тесный мир – пустыня,

Душа – алтарь без Божества».

Таким образом «получается» троекратное повторение одного и того же для «полноты» психологического содержания:

« в них» - в первом четверостишии,

«на них» – во втором четверостишии,

«без них – в третьем четверостишии.

К тому ещё добавляется совершенно неприемлемый для лишённой психологических самокопаний в душе человеческой поэзии Пушкина «наш тесный мир» (это как ремикс из ортодоксального христианства – « мир во зле лежит») и некая «душа» с внутренним алтарём (что опять-таки не характерно для жизнерадостного и открытого Пушкина) но без Божества, Кое, надо полагать, ещё в таковую, ищущую Бога субъективную душу пока не вселилось, но есть надежда, что когда покинет «наш тесный мир», выйдет на «свободу» так сказать, тогда и вселится, плюхнется на «алтарь» сей в обещанном раю?...

Да нет же, господа пушкиноведы, у А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, Т.Г.Шевченко везде подразумевается другой алтарь – Алтарь на Родовой земле своего, а не любезного вам интернационального «Небесного Отечества» (апостол Павел), не огонёк в душной душонке «иных, прочих» отщепенцев, надеющихся взлететь на "Седьмое Небо" в религиозном психологическом угаре.

Два чувства. Две Любви. Но, как это ни странно привыкшим к обсуждению африканского знойного темперамента поэта, увы, не к блондинкам и брюнеткам, и не к юношам и мальчикам (коей награждают П.И.Чайковского на том весьма шатком основании, что он якобы презрел любовь к нему баронессы фон Мекк).

Любви к пепелищу? Любви к отеческим гробам? Что ж, может быть прав врач и переводчик г-н Смидович (Вересаев?), находящий у Александра Сергеевича любовь к трупам – некрофилию? Кому лучше знать, как не профессиональному лекарю?

А может быть всё же речь идёт о тех пепелищах русского народа, на которых были сожжены поработители и извращенцы Родовых путей и Правды Рода? Вспомним центральную сцену пожара из повести «Дубровский»!

Ну, а если у кого-то остались ещё сомнения процитируем слова русской девушки Полины из повести «Рославлев»:

«Неужели, - сказала она, - …пожар Москвы наших рук дело? Если так… О, мне можно гордиться именем россиянки! Вселенная изумится великой жертве! Теперь и падение наше мне не страшно, честь наша спасена; никогда Европа не осмелится уже бороться с народом, который… жжёт свою столицу!»… «Ты не знаешь? – сказала мне Полина – твой брат… он счастлив, он не в плену, радуйся: он убит за спасение России».

Наиболее точно и ёмко пишет о сути произведений Пушкина солдат Великой Отечественной войны еврей Д.С.Самойлов (Кауфман) в своём «Общем Дневнике»:

«…Недаром Пушкин, самый великий наш гений, всю жизнь занимался историей пугачёвщины, которая и есть история русского идеализма. В которой и содержится вся несовместимость русского идеализма с русским практицизмом. Русский бунт в форме Веры и Жертвы – вот что интересовало Пушкина. Пушкин со страстным приятием жизни, Гоголь со столь же страстным неприятием исследуют один и тот же вопрос. В «Истории пугачёвского бунта» и в «Мёртвых душах» Пугачёв и Манилов оказываются явлениями одного и того же порядка! Практическая идея всегда на втором плане, всегда – мечта. А на деле азиатская идея Веры и Жертвы. Литература – это не … самовитое, пусть хоть и тончайшее раскрытие личности – а Служение и Жертва и постоянное радостное обновление Духа, обновление его в форме опыта мысли и чувствования, и создание атмосферы обновления вокруг самой толщи народа, нации, человечества. Не было ли это всегда сутью нашего искусства с его рождения – с Пушкина?».

Так конгениально Пушкину пишет россиянин Давид Самойлов. Но как же право надоели все эти штатные и записные магистры и профессора словесности, все эти квартиранты «Пушкинского Дома – Академии Наук» (А.А. Блок) – все эти бесчисленные Эйхенбаумы, Айзенштоки, Эфросы, Гессены, Лотманы, Мейлахи, Смидовичи, Благие, Терцы, Синявские, Радзинские – все эти «бесы разны, бесконечны, безобразны в мутной месяце игре…закружились, завыли», сбивая нас, русских, с нашего Родового пути, … и «не видно ни зги»… только «звон колокольчика» ещё не оставил нас в полном одиночестве перед этими «кроткими и смиренными» «голубями зубастыми», воркующими над пушкинским необъятным наследием, надрывая русскую «языческую» и «дикую» азиатскую душу…

Это именно о них писал величайший русский поэт XX столетия, прозаик и философ Б.Л.Пастернак: :

«Кому быть живым и хвалимым,

Кто должен быть мёртв и хулим, -

Известно у нас подхалимам

Влиятельным только одним.

Не знал бы никто, может статься,

В почёте ли Пушкин иль нет,

Без докторских их диссертаций,

На всё проливающих свет…».

И да не решатся обвинять русскую литературу в шовинизме и национальной ограниченности лишь на том только основании, что россияне не хотят, чтобы привыкшие к деньгам, к презренной пользе, липкие пальцы торгашей брались за перо, тревожа чистую светлую память нашего великого поэта! …

Нет, что ж, мы не против… «будь жид и тоже не беда, беда, что скучен твой роман»… Более того, надо признать, что именно российские евреи Д.Самойлов и Б. Пастернак дали нам глубочайшее понимание творчества нашего русского гения и с успехом продолжили искания его, идя по торному Родовому пути, им найденному.

Дело не в национальном вопросе. Просто сегодня нужно каждому мыслящему человеку иметь ясное представление о том, что у старых и нынешних «новых русских» торгашей и их западных идейных вдохновителей и учителей их же «ветхо» и «ново» заветной веры есть все основания и по смерти глубоко и страстно ненавидеть нашего великого поэта.

Так еврейский русскоязычный поэт В.Шали после "перестройки", по его же словам, «стал чувствовать себя также уютно, как Дантес в России после убийства Пушкина». И это наверно потому так для него стало уютно и хорошо, что нам, гражданам великой страны плохо стало.

Здесь работает закон сохранения материи и энергии на социальном уровне в точности также как и на физическом, только и всего.

С восторгом читаем тонкие умные рассуждения о гениальности Пушкина великого Проспера Мериме! Но почему, мы позволяем, кому бы то ни было рыться на страницах наших литературных журналов в исподнем нашего русского гения, и, более того, откровенно лгать, сознательно и злонамеренно искажая его творчество, тем самым нанося нам, – его потомкам и духовным чадам, пощёчины?!

Что мы их быдло купленное, точнее «искупленное» их «Господом» - «тираном несправедливым, еврейским богом, угрюмым и ревнивым» («Гавриилиада»)? Ежели так, то тогда наше молчаливое согласие с ними понятно, но иначе ему нет оправдания.

«Христос воскрес, моя Ревекка!

Сегодня следуя душой

Закону бога – человека,

С тобой целуюсь, ангел мой.

А завтра к вере Моисея

За поцелуй, я не робея

Готов, еврейка, приступить –

И даже то тебе вручить,

Чем можно верного еврея

От православных отличить».

Ошибётся тот, кто посчитает это стихотворение только шуткой и не станет искать в нём более глубокого смысла.

Нет, стихи «Христос воскрес…», это не только ёрничанье, и хотя этот элемент здесь присутствует, но главная мысль стихов в том, что Пушкин органически не приемлет всеобщего целования – целования по образу кампанейскому со всеми без изъятия, даже с талмудическими иудеями.

Если позволяем себе целоваться с чуждыми нашей Родовой Вере иудеями, звучит в подтексте, то должны, следовательно, отказаться от себя и обычаев своих до конца – и «вручить» им свою «крайнюю плоть», то есть совершив обрезание, тем самым отрезать себя окончательно от своего народа.

Подведём итог нашим рассуждениям и воз-становим CREDO А.С.Пушкина, убрав отточие из вполне ясного определения единственной библейской пустыни – ИУДЕЙСКОЙ, и, разумеется, воз-станавливая второе четверостишие, вычеркнутое чьей-то рукой:

Два чувства дивно близки нам.

В них обретает сердце пищу -

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века

По Воле Бога Самого

Самостоянье человека -

Залог величия его.

Животворящая Святыня!

Земля была б без Них мертва,

Как иудейская пустыня

И как Алтарь без Божества.

Кому-то что-то неясно в этих гениальных словах?

А вот и ответ иудеохристианам, не принимавшим поэзию А.С.Пушкина никогда и старательно пытавшимся извратить его смысл:

Можно жить с закрытыми глазами,

Не желая в мире ничего,

И навек проститься с Небесами,

И понять, что всё кругом мертво.

Можно жить, безмолвно холодея,

Не считая гаснущих минут,

Как живёт осенний лес, редея,

Как мечты поблекшие живут.

Можно всё Заветное покинуть,

Можно всё без-следно разлюбить.

Но нельзя к Минувшему остынуть,

Но нельзя о прошлом позабыть!

(Константин Бальмонт).

МИРСКАЯ ВЛАСТЬ

«Когда великое свершалось торжество

И в муках на Кресте кончалось Божество,

Тогда по сторонам Животворяща Древа

Мария-грешница и Пресвятая Дева

Стояли, бледные, две слабые жены,

В неизмеримую печаль погружены.

Но у подножия теперь Креста Честнаго,

Как будто у крыльца правителя градскаго,

Мы зрим поставленных на место жён святых

В ружье и кивере двух грозных часовых.

К чему, скажите мне, хранительная стража? –

Или Распятие казённая поклажа,

И вы боитеся воров или мышей? –

Иль мните важности придать Царю царей?

Иль покровительством спасаете могучим

Владыку, тернием венчанного колючим,

Христа, предавшего послушно плоть свою

Бичам мучителей, гвоздям и копию?

Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила

Того, чья казнь весь род Адамов искупила,

И, чтоб не потеснить гуляющих господ,

Пускать не велено сюда простой народ?»

Стихотворение это подводит итог противостояния великого поэта царской и т.н. духовной власти, которые обе он определяет яко «мирскую власть».

По Пушкину«гуляющие» по жизни «господа», чтобы их не «потеснили» воспользовались кощунственно Святым Крестом, употребив Его как «казённую поклажу», «спасаемую» «хранительной стражей», которая «придаёт важности» их беззаконной власти.

Церковный храм «у подножия Креста Честнаго» «теперь» превращён в «крыльцо правителя градскаго», куда «не велено пускать простой народ». Из сего откровения Пушкина недвусмысленно следует, что не на что надеяться простому праведному русскому человеку. Для него закрыты врата, ведущие как в духовную, так и в мирскую жизнь.

Древнее величие искренней Веры попрано. Нелицемерное исповедание стало невозможным без «покровительства могучего» безбожного государства, без нелепой охраны вероисповедания, ставшего государственным и социальным.

«Владыка, тернием венчанный колючим» «предавший послушно плоть свою бичам мучителей, гвоздям и копию» заменён у «господского крыльца» «теперь» «грозными часовыми в ружье и кивере», стоящими «на месте жён святых»!

Да, здесь обличена до конца и церковь, «опасающаяся» «оскорбления черни», и государственная власть, мнящая весь мир своей «казённой поклажей» и сущая лишь для того, чтобы никто не смог потеснить власть имущих.

И та, и другая, и т.н. духовная и социальная власть имеют одну и туже охранительную тенденцию. «Пускать не велено» и за алтарь храма, где происходит «священнодействие» и на крыльцо городского правителя.

По сути дела между церковью и государством не стало разницы. Се есть двуединая беззаконная «мирская власть», и от Бога она бесконечно далека.

Как можно убедиться из этого откровения, русский гений был, в отличие от священников, весьма далёк от знаменитой расхожей формулы апостола Павла: «Всякая власть от Бога», более того Заповеди Любви и Свободы были для него абсолютными, также как и Заповедь Жертвы за свой народ на Алтаре Отечества.

И то, что Александр Сергеевич, высказавшись до конца на 37 году жизни, в этом же году и погиб не простое недоразумение, потому как есть вопросы, которые никому, без разрешения тайной беззаконной власти, не позволено трогать.

«Мы видим часто стремление сродников умершего как можно богаче провести похороны и устроить могилу. Большие средства тратятся иногда на роскошные памятники…

Иные хотят объявлениями через печать выразить свое почтение умершему и свое сочувствие его родственникам, хотя самый такой способ выявления своих чувств показывает их неглубокость, а подчас и лживость, так как искренно скорбящий не будет выставлять свою скорбь напоказ, выразить же свое сочувствие можно сделать гораздо теплее лично.

Но что бы мы из всего того ни сделали, умерший не получит от того никакой пользы. Мертвому телу одинаково лежать в бедном или богатом гробе, роскошной или скромной могиле. Не обоняет оно принесенных цветов, не нужны ему притворные выражения скорби. Тело предается тлению, душа живет, но не испытывает больше ощущений, воспринимаемых через телесные органы. Другая жизнь настала для нее, и другое нужно ей оказать.

Вот то нужное ей и должны мы делать, если действительно любим усопшего и желаем принести ему свои дары!

Что же именно доставит отраду душе умершего?

Прежде всего - искренние молитвы о нем, как молитвы личные и домашние, так и в особенности молитвы церковные, соединенные с Бескровной Жертвой, т.е. поминовение на литургии…»

По мере того, как год за годом все меньше и меньше остается на земле участников и современников той войны, мы обнаруживаем, что память о ней (слава Богу!) не исчезает и не размывается в нашем сознании, общенародном и личном, а напротив, усиливается и обостряется. И поневоле требуется прибавить нечто очень важное ко всему тому, что вкратце суммирует в своем указе свт. Иоанн.

…Сейчас всё это странно,
звучит всё это глупо:
в пяти соседних странах
зарыты наши трупы,
и мрамор лейтенантов -
фанерный монумент -
венчанье тех талантов,
развязка тех легенд.
(Б. Слуцкий. «Голос погибшего друга»)

Мы ставим памятники, бережем их и украшаем, как умеем, и когда заходит речь о памяти прошлых поколений, на чьих плечах мы сегодня стоим, то не стесняемся свой скорби в речах и журнальных статьях, цветов, венков и значительных средств, расходуемых на замену фанеры мрамором и бронзой. Почему так? И правильно ли это?…

Да, правильно, - подтверждает Святейший Патриарх Кирилл (телепередача «Слово Пастыря»):

«Для нас нужны могилы, памятники, чтобы сохранять нашу память об умершем, чтобы иметь возможность прийти и помолиться. И это прекрасный обычай, его надо сохранять. И нужно оберегать наши памятники, сохранять могилы в чистоте и порядке; по нашему отношению к могилам можно судить о нашем отношении к предкам, можно судить о нашем нравственном состоянии».
Так было всегда, и так должно быть.

Два чувства дивно близки нам,
в них обретает сердце пищу:
любовь к родному пепелищу,
любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!
Земля без них была б мертва,
как безотрадная пустыня
и как алтарь без Божества.
(А.С. Пушкин)

Почему к гробам, а не к чему-то живому и бодрому? Почему к пепелищу, а не к сияющим дворцам, шумным площадям и магистралям, кипящим жизнью индустриальным комплексам и другим многоценным плодам цивилизации? Сомнение вполне обоснованное для сегодняшнего дня, когда наша страна наперекор всем «международным сообществам» восстанавливает свои дворцы, площади, магистрали и комплексы, а кое-кто, якобы опираясь на «исконно-духовное наследие», требует ограничиться гробами и пепелищами.

Благодаря трудам ученых-историков, пепелища и останки умерших, захоронения и гробницы раскрывают перед нами - к радости одних, к удивлению других и к затаенному негодованию третьих - глубочайшую религиозную направленность доисторических культур и цивилизаций. С колоссальным напряжением сил наши далекие предки, не знавшие ни колесных повозок, ни тягловых животных, сооружали гигантские каменные гробницы, частично дошедшие до нашего времени: до 80% всей своей жизненной энергии затрачивали они на зримое, материальное выражение «любви к отеческим гробам»… Позже эта мегалитическая культура распространилась на юг и породила другие, еще более известные символы вечности на быстропеременчивой земле - египетские пирамиды.

Да и сам переход древнего человека от кочевого к оседлому образу жизни неразрывно связан с похоронным обрядом, как об этом сообщает проф. А.Б. Зубов («Лекции по истории религиозных идей»):

«…Захоронения, никогда раньше не встречавшиеся, характерны для всех поселений раннего неолита. Кости умерших погребены на священном участке, расположенном между очагом и противоположной от входа стеной. Иногда черепа умерших предков просто стоят на полочках в этой священной части жилища… Человек еще не умел разводить растения и выращивать животных, а уже стал обитателем оседлых поселений - его понудила к этому новая идея. В самом деле, не возить же кости умерших с собой, их надо предать земле; а если они вложены в земную утробу, их нельзя оставить. Значит, надо жить с ними. В этом и кроется причина оседлой жизни».

Итак, Пушкин полностью прав: его короткий отрывок от слова до слова раскрывает перед нами роль материальной памяти предков в культуре человечества… Как это нередко бывает в разных отраслях знания, кропотливая работа ученых - не только историков и археологов, но и биологов, психологов, физиков, математиков, лингвистов - доказывает упрямым людям истинность того, что им следовало бы усвоить из духовной сокровищницы прошлого.

Мы не отвергаем даров цивилизации, мы нуждаемся в них, - но они не дарят пищи нашему сердцу и не способны заменить нам святыню. Причина тому крайне проста: сердце ищет вечности и прикасается к ней на пороге смерти.

Пушкин в известном черновике 1830 г. оставил запись, которую мы держим в русских сердцах уже почти два века, правда, распоряжаемся этим завещанием порой странно, даром что цитируем весьма часто: Два чувства дивно близки нам - В них обретает сердце пищу: Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам. На них основано от века По воле Бога самого Самостоянье человека, Залог величия его...

Светское сознание отметит у Пушкина парадокс: вослед за родным пепелищем (то есть отчим домом) поэт отеческие гробы в последнем катрене называет «животворящей святыней». Более того, «Земля была б без них мертва, / Без них наш тесный мир - пустыня, / Душа - алтарь без божества». То есть: гробы являются животворящими, жизнью наполняющими Землю, нашу земную жизнь!

Ого! Это мысль православного человека, глубоко духовного. В какового Александр Сергеевич вполне развился к тридцати своим годам. По мнению русского философа С. Франка, справедливо полагавшего Пушкина выдающимся религиозным мыслителем, «замечательна та философская точность и строгость, с которой здесь изображена связь духовного индивидуализма с духовной соборностью: «любовь к родному пепелищу» органически связана с любовью к родному прошлому, к «отеческим гробам», и их единство есть фундамент и живой источник питания для личной независимости человека, для его «самостояния», как единственного «залога его величия» <...> Единство этого индивидуально-соборного существа духовной жизни пронизано религиозным началом: связь соборного начала с индивидуальной, личной духовной жизнью основана «по воле Бога самого» и есть для души «животворящая святыня». Само постижение и восприятие этой связи определено религиозным сознанием, тем, что Достоевский называл «касанием мирам иным»».

* * *

Одним из таких отчетливых мест сердечного, но и духовного касания мирам иным для всякого русского человека является монастырь в честь Святой Троицы и Святого Александра Невского в Санкт-Петербурге, именуемый лаврой. Туда нас ноги сами ведут всякий раз, когда мы приезжаем «навстречу Северной Авроры».

Теперь у входа в эту прославленную обитель стоит новый памятник святому равноапостольному князю Александру, честные мощи которого покоятся в главном храме лавры - Троицком.

Проходя к Троицкому собору по узкому лаврскому переулочку и мостику, прихожанин минует два старых некрополя, остающихся по левую и правую руку. То есть к окормлению вечному человек проходит сквозь сонм великих могил.

Троицкий монастырь был создан по приказу Петра I, усмотревшего в устье Черной речки «изрядное место». Первое упоминание обители в документах - июль 1710 г., когда Петр, осмотрев участок близ впадения Черной речки в Неву, повелел строить здесь Александро-Невский монастырь, поскольку эта территория считалась предполагаемым местом победы в 1240 г. войск князя Александра Ярославича над шведами в Невской битве. Петром предполагалось воспитывать здесь ученое монашеское братство - для подготовки настоятелей крупных монастырей России.

Через два года после окончания Северной войны Петр повелел перенести в новый город на Неве мощи Святого Благоверного князя Александра Невского. До того они пребывали во Владимире. В 1723 г. через Москву и Новгород их доставили в Шлиссельбург. Лишь через год после их исхода из Владимира, в августе 1724 г., царь Петр на ботике сопровождал раку со св. мощами по Неве. В 1790 г. мощи были перенесены в Троицкий собор Александро-Невского монастыря, где пребывают и ныне. Рака с мощами теперь установлена на свое историческое место. Ежедневно перед мощами поются акафисты, звучат молитвы, каждое утро перед ракой с мощами покровителя обители ее насельниками совершается братский молебен.

В Троицком соборе возле серебряной раки со св. мощами князя Александра Невского хранился ключ Адрианополя, принесенный в дар обители императором Николаем I после войны за освобождение Греции от турецкого ига в 1829 г. Тут подвизались известные молитвенники: архимандриты Евгений (Болховитинов) и Иоакинф (Бичурин), Феодор (в миру Иоанн) Ушаков, схимонах Досифей и его ученик Варлаам, впоследствии Тобольский архиерей. К здешнему старцу Алексию перед отправлением в г. Таганрог в 1825 г. приезжал император Александр I. По преданию, войдя в келью, он увидел черный гроб. «Смотри, - сказал ему схимник, - вот постель моя, и не моя только, а постель всех нас: в ней все мы, Государь, ляжем и будем спать долго».

Обитель получила статус лавры в 1797 г. по указу императора Павла I. По проникновенному слову о. Сергия Булгакова, «представляет собою священный памятник великому русскому мужу, который так славно подвизался для блага своей родины и ныне предстоит молитвенником пред Богом за весь русский народ».

* * *

Кто же покоится в лавре?

Лазаревское кладбище (Некрополь XVIII в.) было основано еще при Петре Великом, первые захоронения происходили в храме Благовещения. В этой небольшой деревянной церкви были похоронены многие сподвижники первого российского императора, в том числе В.М. Долгоруков и Б.П. Шереметев. В 1717 г. была возведена и торжественно освящена каменная церковь Воскрешения Лазаря, благодаря которой кладбище и получило свое нынешнее название. Эта церковь стала усыпальницей сестры Петра I царевны Натальи Алексеевны, в дальнейшем ее расширили и перестроили по чертежам известного архитектора Л.Я. Тиблена.

С 1947 г. в Лазаревской усыпальнице располагается музейная экспозиция - более 80 памятников, среди которых надгробные плиты, саркофаги и пристенные памятники.

Погребение на Лазаревском кладбище изначально было доступно лишь весьма богатым людям, да и то не всем - здесь хоронили лишь заслуженных деятелей Российской империи. Каждое надгробие этого кладбища является величайшей исторической ценностью, так как все они созданы лучшими мастерами той эпохи.

На Лазаревском кладбище - том, что остается от вас по левую руку, когда идете в лавру от Невского проспекта - похоронены ученые М.В. Ломоносов, Л. Эйлер, писатель Д.И. Фонвизин, архитекторы Дж. Кваренги, А.Д. Захаров, А.Н. Воронихин, К.И. Росси, живописец В.Л. Боровиковский, скульпторы Ф.И. Шубин, П.К. Клодт, и И.П. Мартос, исследователь Камчатки С.П. Крашенинников. вдова Александра Пушкина Н.Н. Ланская (все же удивляющее словосочетание, не правда ли?) и многие другие деятели культуры и науки. Знатные особы - князья Голицыны, Трубецкие, а также генерал-фельдмаршал А.Г. Разумовский, морганатический супруг императрицы Елизаветы Петровны. Здесь и могила друга царя Петра - А.К. Нартова, посадского человека, дослужившегося до академика, изобретателя, как пишут справочники, «первого в мире токарно-винторезного станка с механизированным суппортом и набором сменных зубчатых колес».

* * *

К началу XIX в. на Лазаревском кладбище стало не хватать места, и в 1823 г. неподалеку от него было основано Ново-Лазаревское. В 1869 г. в его северной части на деньги купцов Полежаевых, желавших возвести собственную усыпальницу, была заложена церковь в честь иконы Тихвинской Божией Матери, по имени которой и стало в дальнейшем называться кладбище.

С 1830-х все захоронения в основном велись именно на Тихвинском кладбище (ныне Некрополь Мастеров Искусств), которое было в два раза больше Лазаревского. Захоронения здесь продолжались до 1930-х, после чего кладбище было закрыто на реконструкцию и приобрело статус мемориального парка. Великая Отечественная война нанесла значительный ущерб многим памятникам некрополя, но в послевоенные годы были проведены тщательные реставрационные работы, вернувшие музею его первоначальный облик.

Некрополь Мастеров Искусств - он по правую руку - создан в 1940-х гг. на месте практически полностью уничтоженного Тихвинского кладбища и объединяет около 200 надгробий. Здесь покоятся композиторы М.И. Глинка, М.П. Мусоргский, П.И. Чайковский, А.П. Бородин, Н.А. Римский-Корсаков, А.С. Даргомыжский, писатели Н.М. Карамзин, Е.А. Баратынский, И.А. Крылов, художники А.А. Иванов, П.А. Федотов, А.И. Куинджи, Б.М. Кустодиев, А.Н. Бенуа, архитектор А.В. Щусев, скульптор М.К. Аникушин, критик «Могучей кучки» В.В. Стасов и другие. Пантеон деятелей российской культуры, аккумулятор останков лучших людей Петербурга, составивших за многие годы непостижимую душу города и славу его.

Эффектно и надгробье писателя Достоевского. Черная голова Федора Михайловича глядит со стелы взыскующе, словно говоря: «Если Православие невозможно для просвещенного, то вся сила России - временная...»

В дальнейшем захоронения на Тихвинском кладбище проводились крайне редко, после войны здесь были погребены лишь некоторые наиболее значительные деятели искусств. Последнее погребение состоялось в 1989 г., когда скончался знаменитый режиссер Г.А. Товстоногов - народный артист СССР, главный режиссер легендарного БДТ - Большого драматического театра. Режиссер похоронен между Южной и Черкасовской дорожками, автором бронзово-стального креста на постаменте является скульптор Л.К. Лазарев (1992 г.). Это единственный в музейном некрополе мемориальный памятник советского времени, образное решение которого восходит к традиционной форме креста с Распятием.

* * *

Быть может, еще одно известное сочинение Пушкина посвящено именно этому некрополю: «Когда за городом, задумчив, я брожу / И на публичное кладбище захожу, / Решетки, столбики, нарядные гробницы...»

Привелось и нам побродить под некропольским снегом, посидеть на лавке в парке и, поставив свечу у раки Александра Невского в Свято-Троицком соборе, прощаясь с Петербургом, снова свернуть на аллею «отеческих гробов».

«Незадолго до своей свадьбы мой отец купил продававшееся имение в Смоленской губернии. Оно было в двадцати пяти верстах от его родных мест, от Лукьянова , и для него это было большой радостью. Называлось оно Ершино. Находилось в десяти верстах от станции Семлево (бывшая Сапегино) в Вяземском уезде. Недалеко, примерно в одной версте, было село, по названию , с церковью, а в двух других направлениях - деревни Якушкино и Плитушово.

Вид на Ершино от Сережанской церкви

Имение было довольно большое, говорят, что когда-то вся эта местность принадлежала помещику Якушкину, а позже - помещикам Мергасовым. При доме был старинный парк, два пруда, кругом березовые рощи, лиственные леса, совсем близко протекала река Вязьма. Виды прекрасные. Давно там никто не жил, все было запущено. Отцу пришлось постепенно отремонтировать дом, привести в порядок парк и завести хозяйство. Но всё это было не сразу.

Отец рассказывал, что, когда в Ершине чистили пруды, на дне нашли станок для печатания фальшивых денег. Так и осталось невыясненным, кто же этим делом занимался».

«Вспоминается жаркий июльский день. Мне лет семь, я в любимом нашем Ершине. Утро. Солнце заливает светом дорожки и клумбы перед домом, высокие деревья парка и дальше - большую открытую полянку. Полянка окаймлена парком, затем - чудесная аллея из елок с ветками до земли и некошеной травой. Этот зеленый коридор переходит в небольшую рощу. Рядом яблоневый сад. Траву на полянке не косили, и в ней из года в год растет красная душистая земляника, которой там необыкновенно много».

Помню себя в этой высокой траве, она выше меня. Я сижу, и меня не видно, я как будто в тайнике, спешу, собираю ягоды в плетеную маленькую корзиночку. А сверху нещадно жарит солнце. Запах травы и земляники наполняет мое дыхание, я же должна собирать ягоды скорее и побольше, чтобы до десяти часов уже поставить корзиночку на стол к прибору отца: он в десять часов выходит пить кофе, а сегодня день его именин. Сестра Марина где-то рядом в траве, тоже собирает ягоды, виднеется только ее белая пикейная шляпка; вероятно, она тоже спешит, чтобы не опоздать. Кто скорее из нас успеет? Это имеет какое-то значение! Отец, конечно, есть утром землянику не станет, но, чтобы доставить нам с сестрой удовольствие, будет долго вдыхать ее аромат, и скажет, что есть её с кофе нельзя, и прикажет подать её к чаю. Но все равно радость, что мы доставили отцу удовольствие! Кроме ягод, отцу подарена вышитая нами красивая небольшая скатерть, вся в чудесных ромашках. Даже брат, пятилетний Саша, принял участие: сделал несколько стежков зеленым шелком.

Я и сейчас ясно вижу эту высокую душистую траву и зеленую сказку деревьев; все это залито жарким солнцем, а из тенистого парка, от его высоких стариков великанов, плывет особенный свежий утренний ароматный воздух, который, вливая в тебя бодрость, пронизывает, кажется, всю тебя насквозь. Столетняя липовая аллея, где нижние ветки деревьев свисают до земли, делается вся золотистая, когда покрывается светлым цветением, вся в жужжании налетевших пчел. В такие дни ставили перед липами стол, накрытый белой скатертью, с медным, пузатым самоваром, неизменным спутником всех чаепитий, и подавали вкусный чай. В этот час жара уже спадала, в парке, в тени, стоял аромат липового цвета, и царила спокойная тишина. И никогда ни одна пчела никого не ужалила, словно эти вполне сознательные создания не хотели нарушать общую гармонию...

Ершино и Сережанская церковь

То была любимая пора нашего отца. Он обладал необыкновенной любовью к природе, сам лично ухаживал за деревьями, во множестве посаженными его заботами. Подрезал ветки и лишние побеги молодых лип, подстригал их кроны.

Молодой сад около парка, был разбит по вкусу отца; отец вообще охотно занимался хозяйством, когда жил в деревне, серьезно и с любовью. Были у него засеянные поля, лес, довольно большое молочное хозяйство, и молоко поставлялось в Москву - известному предпринимателю, хозяину лучших молочных магазинов Александру Васильевичу Личкину... Стадо состояло из породистых коров - симменталок. На выставках молодые быки получали золотые Медали. Каждое из животных имело свое имя. Перед заходом солнца стадо пригонялось домой, и мы часто выходили за ворота к дороге встречать его. Приятно и интересно было смотреть на это шествие, которое я воспринимала тогда с любовью. Когда появлялась необходимость, мой отец собственноручно лечил коров. Для этого у него была другая одежда, специально для скотного двора. Я часто ходила вместе с ним к коровам и помню, как шла за ним между кормушками, а с двух сторон выглядывали из своих оконцев красивые головы с большими глазами и крутыми рогами. Слышалось фырканье и аппетитное жевание вкусного корма. Когда отец ходил смотреть на стадо в поле, я не боялась окружения коров: они меня добродушно обнюхивали и я гладила их жесткую шерстку на лбу.

Вообще мы имели радость в детстве - расти среди животных; мы любили их, и это, вероятно, во многом полезно для будущего становления ребенка. Мы ходили в конюшню к лошадям и приносили им любимое их лакомство - черный хлеб, густо посыпанный кухонной солью и нарезанный толстыми, большими кусками.

Вспоминаю, как однажды отправилась одна с хлебом в конюшню к отцовской верховой лошади - Кудеснику. Я открыла денник и вошла: конь стоял спиной ко мне, я подошла к кормушке и подала ему хлеб. Помню хорошо, как он неожиданно поднял морду и вдруг так громко заржал над моей головой, что я вся съежилась. А он, учуяв открытую дверь, стал медленно поворачиваться, осторожно, не задев меня, выбежал из конюшни и быстро умчался в поле через открытую калитку. Я испуганно думала, что поймать его никто не сможет, но затем почувствовала себя счастливой, когда увидела, как из-за кустарника конюх Семён спокойно ведет его за гриву назад.

А можно ли забыть еще одну лошадь, которую в 1918 году, когда грабили усадьбу, увели, а она прибежала назад, пройдя двадцать пять вёрст пути! Что сталось с ней потом, не знаю. Это была лошадь арабского происхождения, ее шкура красивой золотистой масти сверкала на солнце, как настоящее золото».

Сережанские холмы - дорога к Сережанской церкви

«Нам, детям, была дана возможность заняться своим делом: отведено место для собственного огорода. У каждого из нас троих была своя грядка, мы сами сажали овощи, ухаживали за ними. Рядом стояла бочка с водой, и мы сами поливали грядки и пололи. С удовольствием убирали мы и скоблили дорожки в саду. Бабушка Екатерина Иустиновна Ланская прислала нам в подарок красивую белую палатку, которую поставили в саду; туда нам после наших «работ» приносили молоко в глиняном горлаче и вкусный черный хлеб, который пекли всегда в «семейной» (так у нас называлось помещение, где рабочие обедали и отдыхали). Посещать деревни нам не разрешалось: отец всегда берег нас от заразных болезней и мы зимой в городе редко бывали даже в магазинах. Видимо, поэтому появился мой интерес к дочери птичницы Агафьи, которая как-то пришла по делу к моей тете Наде Пушкиной, жившей у нас каждое лето. Агафья пришла с дочкой Катей, как сейчас помню, одетой в синий вылинявший сарафан и белую рубаху. Не знаю, как мы с ней разговорились, но на следующий день она появилась около дома, и мы с ней отправились задней дорожкой в парк, в уголок, весь окруженный кустарником: нас никто не видел и ничего, следовательно, не заметили. Я никому ничего не говорила, и свидания с Катей стали почти ежедневными на том же месте, что и прежде. Туда я приносила показывать свои игрушки, куклы, которые она с интересом разглядывала, но отдавать я их не смела: без спросу не могла. Катя рассказывала мне что-то, я с интересом слушала, но о чем шла речь - не помню. Пела она мне песни, которые я до того не знала, и помню только одну фразу, которая привела меня тогда в недоумение, и долго я не понимала ее значения. Как закончились наши встречи, не помню; вероятно, с наступлением осенних дней. Больше нам не пришлось встречаться...

Сережанские просторы (вид в сторону Вязьмы-реки)

Наступала пора жатвы. Мы ходили вместе с нашей тетей Надей и гувернанткой в поле смотреть на это замечательное зрелище. Золотистое поле на фоне березового леса и голубого неба, яркие одежды крестьянок, так красиво и легко взмахивавших серпом и длинной охапкой колосьев. Все это запало в память на всю жизнь, невозможно забыть это, раз увидев. Помню, как хотели сфотографировать женщину, и с какой радостью и гордостью она согласилась и показала свое искусство. Эта фотография уцелела ото всех случайностей и сейчас, хоть неудачная, украшает мой альбом.

Потом наступала пора молотьбы. Рано утром раздавался первый свисток паровика, и все приходило в движение. Надо скорее было завершить одевание и завтрак, перебежать аллею старых берез в парке, выйти через калитку на отгороженную площадку и попасть в большую ригу, в которой царило большое оживление. Высокий, большой паровик шумно пыхтит и весь дрожит от напряжения, а от него так же напряженно работают другие машины. Люди заняты каждый своим делом, в шуме не слышно голосов, надо кричать в этом общем гуле. Лица у всех веселые, белые, напудренные мукой. Одеты все удивительно чисто - в онучах и лаптях. Царит какая-то особенная обстановка, необычная, похожая на праздничную: в самой риге необыкновенно чисто и все как бы тоже напудренно. Мой отец уж давно здесь, приветливо нас встречает. Он тоже напудрен. Мы с сестрой Мариной пришли вдвоем, с нами здороваются, что-то говорят, но шум невообразимый, ничего не слышно. И мы стоим на почтительном расстоянии от паровика: очень уж громко он стучит, свистит, напоминая паровоз, а в том нашем возрасте это всегда было немного жутко. Сестра скоро не выдерживает и убегает, я еще остаюсь на некоторое время. Сколько впечатлений! С той поры сохранилось во мне это богатство, которое и по сей день пробивается светлым таинственным ключом из далеких незабвенных лет».

Фотоальбом «Имение Ершино и дети Мезенцовых»

Из этих записок становится понятно, что сирень, акация, яблоневый сад и малина, которые радовали в детстве Бобневу Марию Ионовну и Семёнову Прасковью Николаевну, были посажены в Ершино стараниями мужа внучки великого поэта Александра Сергеевича Пушкина. Он делал это для своих детей.

Об отце Сергее Петровиче Мезенцове и его семье

«Мои родители вступили в брак 5 сентября 1901 года не в первой своей молодости: матери моей было двадцать девять лет, а отцу тридцать пять. Моя мать Вера Александровна Пушкина была внучкой поэта Александра Сергеевича Пушкина, предпоследним ребенком старшего сына поэта Александра Александровича и первой его жены Софии Александровны, урожденной Ланской».

«Вот что пишет Брокгауз в своем энциклопедическом словаре: «Род Мезенцовых - русский дворянский род (третий по счету) происходит от Дениса М., жившего во второй половине XVII века. Из этого последнего рода Федор Андреевич М. - секретарь смоленской губернской канцелярии (род. 1732 г.); из его потомков Михаил Владимирович Гофмейстер известен был своей благотворительностью, а брат его Николай (род. 1827 г.), генерал-адъютант, был шеф жандармов, убит на Михайловской площади в СПб 9 августа 1878 г. Петр Иванович М. (род. 1824 г.), генерал-лейтенант, был при императоре Александре I директором Пажеского корпуса. Этот род М. внесен во II, III и VI ч.ч. род. кн. Калужской, Смоленской и Ярославской губ.».

«Петр Иванович Мезенцов, о котором упоминает Брокгауз, - это мой дедушка».

«Дедушка был женат на Марии Николаевне Озеровой, и история их любви была довольно романтична. Мать бабушки (рожд. Беклемишева) была в то время уже вдовой. Ее дочь Мария жила вдвоем с матерью в их имении в Смоленской губернии. Предложение дедушки было отвергнуто по той причине, что мать не хотела отпускать от себя последнюю дочь. Тогда влюбленные решили иначе: они договорились бежать и тайно обвенчаться. Это решение каким-то образом стало известно матери - она побоялась скандала и наконец согласилась на свадьбу дочери. Всю свою последующую жизнь до самой смерти прожила старая Озерова в семье Мезенцовых. Петра Ивановича она полюбила, всегда с ним считалась и уважала его. Дедушка был добрым человеком, хотя выглядел суровым. А в жене своей, как говорится, души не чаял всегда. Разлучила их только смерть, уже в старости. Умерла бабушка Мария Николаевна в своей любимой усадьбе Лукьянове, а похоронили ее в их селе Рыхлове, в шести верстах от дома, в склепе под церковью. Дедушка сам бальзамировал тело своей обожаемой Мари (так он ее называл), каждый день бывал около гроба и смотрел на нее через стекло. Через полгода умер и он. Его похоронили рядом.


Потом там хоронили и других членов семьи Мезенцовых. Там же похоронена и моя мать. Но после революции все подверглось разрушению».

«Мой отец был четвертым сыном и пятым ребенком в своей семье. Он родился в 1866 году, 8 января, в Москве, где мой дедушка был тогда директором 2-го Кадетского корпуса в Лефортове».

«В семье Мезенцовых было пять сыновей и одна дочь. Назову их по старшинству: Владимир (1858 г. р.), Александр (1859), Михаил (1860), Леокадия (1863), Сергей (1866) и Борис (1869). Семья была очень спаянная и дружная. Мой отец часто вспоминал свое детство и свою семью, всегда с чувством большой любви и уважения к родителям».

«Отец часто рассказывал нам о многом, а мы всегда с восхищением слушали его. Он говорил очень ясно, красочно, обо всем с подробностями, не спеша и, я бы сказала, красиво. Создавалось впечатление, что все видишь сам. Вообще он никогда ни в чем не торопился и все всегда делал быстро и точно, а делать умел буквально все. В те трудные годы его руки были золотыми. Никогда он не повышал голоса, и никто никогда не слыхал от него грубого или резкого слова.

В 1883 году он поступил на военную службу. Единственный раз в жизни, говорил отец, в день своего производства в офицеры, был он пьян. В этот день никто и никогда не оставался трезвым, это была, почти традиция, за этим следили товарищи, и не опьянеть было нельзя. На руках уносили героя дня! Отец любил хорошее вино, но никогда не увлекался через меру. Вообще чувство меры у отца сказывалось во всем. Какая-то самодисциплина. Но это не значило, что он отказывался от удовольствий. Он любил жизнь, был живым, энергичным, деятельным и нервным человеком, необычайно добрым, соединявшим яркую мужественность с почти женской мягкостью. Его любили товарищи, у него были настоящие друзья, любили его и подчиненные. Он никогда не отказывался помочь тем, кто нуждался».

«Мой отец был человеком очень честным и добрым. Этим, к сожалению, некоторые пользовались ему во вред. Грустно об этом вспоминать - незлобивость его была удивительна! Его уважали и любили люди самые разные - и до революции, и после. Его обаяние всегда располагало к нему: прислуга просто обожала его, оставалась жить с нами одной семьей, даже после нашего полного разорения. Например, из Ершина приезжали трое крестьян после какого-то общественного решения и предлагали дать отцу на усадьбе участок земли. Отношение у них было самое миролюбивое, но отец отказался».

Фотоальбом «Вера Александровна Пушкина и Сергей Петрович Мезенцов»

Записки о матери Вере Александровне Мезенцовой, урожденной Пушкиной

«SP» - София Пушкина

«Мать моя, внучка нашего Александра Сергеевича Пушкина, была младшей дочерью его старшего сына Александра Александровича - дочерью от первого брака, с Софией Александровной (рожд. Ланской). Родилась моя мать 19 декабря 1872 года в Вильно, где дедушка Александр Александрович тогда служил. Умерла 8 февраля 1909 года в подмосковном имении родных Гончаровых Лопасня.

Ей было всего три года, когда скончалась её мать, моя бабушка, и жизнь семьи сильно изменилась. Сестра дедушки Александра Александровича - Мария Александровна Гартунг, сама пережившая большую драму, пришла брату на помощь, к его большой семье. Детей было девять человек - младшему всего один год. Требовалась большая забота».

«В 1867 году дедушка Александр Александрович получил назначение в город Вильну, куда переехала вся его семья, к тому времени уже довольно многодетная: детей было тогда пятеро. Перечисляю всех детей дедушки от первого брака, с бабушкой Софией Александровной Ланской: Наталья, Софья, Мария, Александр, Ольга, Анна, Григорий, Петр, Надежда, Вера, Сергей... Итак, они жили в Вильне, и здесь вскоре произошла драма, в корне изменившая жизнь всей семьи Пушкиных. Бабушка София Александровна заболела воспалением лёгких и скончалась всего тридцати восьми лет от роду. О причине её смерти мне известно довольно коротко. Бабушка ехала в карете, легко одетая, разгоряченная, и из окна кареты её обвеяло свежим ветром. Слабое здоровье не выдержало - она заболела. Может быть, некоторой причиною здесь оказалось и острое чувство ревности, вызванное, видимо, соответствующим поведением дедушки Александра Александровича. Однако, надо сказать, что горе его было искренне и велико. Он счёл себя виновным в смерти жены и всю последующую жизнь свою не мог себе этого простить. Позже он завещал похоронить себя рядом с могилой Софии Александровны, своей первой жены.

Скончалась бабушка 8 апреля 1875 года в Вильне, где и состоялось отпевание, а затем гроб с телом жены дедушка увез и похоронил в любимой Пушкиными Лопасне, около церкви в ограде. Со временем здесь получилась усыпальница семьи Пушкиных».

«Всем дочерям Софии Александровны были заказаны одинаковые серебряные, черненые медальоны с прядью волос их матери и её монограммой на французском языке - «SP»».

«Время шло, и сестры Вера (моя мама) и Надежда получили отличное образование с хорошим знанием иностранных языков. Надежда начала увлекаться химией, моя мать училась рисованию. У нее были способности к нему».

«В семье Пушкиных звучала и музыка. Моя мать и брат её Сергей иногда пели вдвоем».

«В императорском дворце иногда давали приемы, на которые дедушка Александр Александрович вывозил своих молоденьких дочерей - мою мать и её сестру Надежду. К этому дню шили специального фасона платья, имитировавшие старинную русскую одежду, что было очень символично и красиво. В таких костюмах сестры и ездили с отцом на прием. Но выезды эти бывали нечастыми, и образ жизни семьи Пушкиных не отличался от многих других семей, молодежь любила читать, прекрасно знала литературу разных эпох и народов. Искренняя любовь к родине, передающаяся от отца к детям, царила в семье».

Семья Мезенцовых

Домовая церковь Государственного архива на Воздвиженке

«Венчались мои родители 5 сентября 1901 года в Москве, в домовой церкви Государственного архива на Воздвиженке. Это было большое белое здание на углу Моховой, обнесенное белой каменной стеной, которое я хорошо сама помню.

После венчания молодые праздновали у дедушки Александра Александровича дома, где их поздравляли, и в тот же день уехали в Ершино. Там они прожили недолго и затем отправились за границу. Затем местом жительства моих родителей был Петербург (на Фурштадтской ул., 27), в доме на третьем этаже; их квартира была очень уютной и удобной. В 1902 году, в июле, родилась моя сестра Марина,…»

«Следующее лето мои родители с маленькой Мариной жили в Ершине, где отец начал все приводить в благоустроенный вид. К Марине приставили няню, пожилую и опытную, у которой была помощницей молодая девушка. Мой отец обожал свою маленькую дочку, сам носил ее на руках и даже укачивал. А Марина стала прелестной: с чудными карими глазками, золотистыми природными локонами, румяная, спокойного, мягкого нрава; она всех очаровывала.

В ноябре 1904 года появилась на свет и я. Моим крестным отцом был дедушка Александр Александрович, а крестной матерью - Екатерина Иустиновна Ланская, которую звали бабушкой…».

«Мы росли с сестрой очень дружно, с самых первых лет и до конца ее недолгой жизни. Когда в 1908 году явился на свет наш брат Саша, он так же естественно вошел в нашу дружную троицу. Так мы жили втроем своей детской счастливой жизнью, окруженные заботой и любовью ближних».

Смерть Веры Александровны Пушкиной-Мезенцовой

«В 1909 году, зимой, мы находились всей семьей в гостях у Гончаровых, в их усадьбе в Лопасне, недалеко от Москвы по Курской дороге. Эту прекрасную усадьбу я уже описывала. Хозяйки Гончаровы, родственницы Пушкиных, это Наталия Ивановна - тетя Тата и Надежда Ивановна - тётя Надя, которых мы звали так, хотя они нам и не являлись тетками. Мы их любили и были к ним привязаны все детство и много позже... Однако в тот раз наше пребывание у них оказалось неудачным. Вскоре мы, все трое, тяжело переболели коклюшем. Приехала из Москвы любимая сестра нашей матери, тетя Надя, в помощь для ухода за больными. Наконец мы благополучно поправились, и тут вскоре случилось самое непоправимое. Это было в феврале. Отцу пришлось по делам ехать в Москву на несколько дней, и моя мать поехала проводить его на станцию, бывшую минутах в тридцати от дома.

На второй день к вечеру она почувствовала себя плохо - заболело горло. Ей стало настолько плохо, что отца вызвали телеграммой. Он сейчас же приехал, сильно обеспокоенный, и после разговора с местным доктором тут же уехал в Москву за врачом. Когда он с ним вернулся на следующий день, моя мать только что скончалась. Проболела она всего три дня. Это оказалась токсическая тяжелая форма скарлатины.

Помню ясно, как в начале ее болезни мы утром проходили через мамину спальню в столовую: в глубине комнаты стояла ее кровать, откуда она нас поприветствовала, кивая головой. Потом ее решили перевести подальше от нас в отдельную комнату, которая до этого служила для наших детских игр. Нам разрешили получить каждому свою любимую игрушку, чтобы мы туда не ходили. (Этот белый мишка долго бережно хранился у меня и после моего замужества.) И вот мимо нас должны были перевести нашу мать в назначенную ей комнату, а нам следовало сидеть смирно и молчать - это было условие. Маму провели мимо нас под руки две наши тети Нади - мамина сестра и Гончарова. До сих пор помню совершенно ясно: мама была в светло-голубом длинном халате. Лихорадочный яркий румянец алел на ее щеках. Она улыбнулась нам, кивнула головой, проходя мимо, и больше мы ее не видели... Все это запомнилось мне на всю жизнь, и много позднее, через несколько лет, когда я рассказала отцу и няне о том дне, они удивились тому, что я в четырехлетнем возрасте могла это запомнить, но подтвердили, что все действительно было именно так.

Моя мать скончалась в объятиях своей самой близкой сестры Надежды, не отходившей от нее. Горе и отчаяние отца трудно описать. Случилось это 8 февраля. Приехал из Москвы дедушка Александр Александрович, приехали мамины сестры Анна и Ольга и многие родные. Ее отпевали в лопасненской церкви. Дедушке поставили стул рядом с гробом, и он не отходил от гроба до конца службы...

Мой отец увез тело покойной жены в свинцовом гробу в Смоленскую губернию, в имение своих родителей Рыхлово , где был семейный склеп около церкви. Помню я и этот склеп, и гробницу моей матери. В утро после её смерти нас троих увезли с няней Настей и её помощницей Шурой в Москву, на квартиру Гончаровых. Там прожили мы с тетями, пока отец после горя пришел в себя и увёз нас в Петербург.

P.S. Позднее выяснилась причина заболевания моей матери: когда она провожала отца в Москву, у носильщика, который нес вещи к поезду, трое детей лежали больными в скарлатине. Дети выжили... Этот носильщик будто бы здравствовал в Лопасне в 60-х годах».

«Заканчивая воспоминания о моем отце, хочу добавить то, что мне кажется главным. Он был христианином, разумно относившимся к жизни и людям и научившим своих детей честной жизни.
Мужественно перенес он все свои испытания, которых так много выпало на его долю. Прошлая жизнь, конечно, наложила на него свой отпечаток: он был настоящим барином, но всегда со всеми был прост, доброжелателен и одинаков, ни перед кем никогда не заискивал, презирал лесть и карьеризм. Он видел в жизни много интересного, красивого, но ничто его не изнежило и не испортило - он всегда оставался таким же».

Любовь к отеческим гробам,

Любовь к родному пепелищу.

На них основаны от века

По воле Бога самого

Самостоянье человека,

Залог величия его.


Лет до нашей эры.

· К концу советской эпохи в Поонежье обнаружено 95 па­мятников археологии,

в том числе: в Каргопольском районе - 48, из них 4 относятся к мезолиту, 40 - к неолиту и 4 - к средневековью; в Няндом­ском -15 неолитических стоянок, из них 11 - на озере Моше ; в Онеж­ском -10, из них к средневековью -1, остальные - к неолиту; в Плесец­ком - 22 неолитических памятника.

Найденные предметы с обнаруженных неолитических стоянок по характерной ямочно-гребенчатой керамике позволили отнести наход­ки к эпохе неолита и датировать периодом 2500-500 лет до н. э., при этом зафиксировалась принадлежность их не только к различным пле­менам, но и к разным археологическим культурам, получившим назва­ние: беломорской, карельской и каргопольской.

· Первый в истории и единственный в 12 веке документом по Заволочью явился -

Устав князя Святослава Олеговича от 1137 года с привязкой населенных пунктов (погостов), а именно – ………….Волок на Моше с Мошенским озером в Няндомском районе. В большей степени отождествляется с деревней Большой Двор, имеющий старинные корни в береговой полосе Мошинского озера.

Жители местности Шалакуши могли участвовать в Куликовской битве.

· В Михайловском списке Сказания о Куликовской битве упоминается,

о 30 000 отлично вооружённых воинах, участвовавших в сражении, пришедших из Белозёрья и Каргополя. Из 12 белозёрских князей погибли все.

Белозёрско-каргопольская рать вступила в бой на Куликовом поле, где была выставлена на главном направлении и почти полность погибла за Русь.

· Удалось установить имена только двух князей – Глеб Каргопольский и Андрей Кемский.

· В XII–XIII вв.

Новгородская земля устойчиво держалась общинно - республиканским форм общежития, сохранявшихся на протяжении многих столетий и не до конца задавленных идеологией и практикой крепостничества. Уже говорилось, что по специфике своего социально-политического устройства Новгород близок городам славянского балтийского Поморья (Южная Балтика). Эта специфика и составляла своеобразие Новгородской земли в рамках восточнославянского государственного и этнического объединения: изначальная слабость княжеской власти; большой авторитет религиозной власти (и в язычестве, и в христианстве); вовлеченность в социально-политические процессы разных слоев населения (помимо холопов-рабов).

Из пределов Новгородской земли эта система социально-политических отношений распространилась далеко на восток, вплоть до Сибири, как это показал, в частности, Д.К. Зеленин. Характерно, что подобная система особенное распространение получила на тех территориях, где земледелие существует, но оно неустойчиво, а потому большую роль играют промыслы и торговля.

Важен и еще один момент - на этих территориях никогда не было и не будет крепостного права , поскольку феодальные вотчины здесь не имеют смысла: насильно привязанный к месту смерд ничего не даст его потенциальному владельцу. Зато “дани” и “оброки” сохранятся в этих регионах на протяжении столетий. Повлияло на отсутствие крепостного права и то обстоятельство, что в сельской местности, находящейся в суровых и неустойчивых климатических условиях, требовались инициатива каждого работника и соблюдение принципа “артельности”. Это, в свою очередь, вызывало необходимость сохранения общинной общественной структуры, в которой господствовал принцип выборности руководителей, когда лица, занимающие выборные должности, осуществляли внутреннее управление общиной и представительство общины вовне ее.

· Усть – Моша древняя крепость. Водные пути

1)Онега - река Моша - озеро Мошинское - Вага;

2) Онега - река Моша - река Лепша - волок 3 версты - Пуксоозеро - река Мехреньга - река Емца - Северная Двина.

· Особо важное стратегическое значение име­ло озеро Мошинское,

сообщающееся с рекой Вагой по нескольким водным маршрутам:

через Спасское - Еменьгу - Тулму - Вель; по Охтомице - Пуе;

через Охтому по Канакше или Керзеньге на Паденьгу;

по Лиму на Ледь или Паденьгу.

Такая разветвленная водная сеть обеспе­чивала новгородцам контроль над бассейном реки Ваги на всем его протяжении в контактной зоне, что становилось крайне важно в пери­оды усиления борьбы за влияние в регионе и позволяло Новгороду своевременно осуществлять маневр силами и средствами.

Упоминание Усть - Моши с одной стороны и Мошинского озера с другой стороны и д. Большой двор – можно предположить, что д. Малая сторона и д. Большая сторона на реке Моша могла возникнуть в данный исторический отрезок, намного ранее о её первом упоминании.

· В 1478 году Новгородское княжество - московским князем Иваном 3

было окончательно присоединено к Московскому государству, в состав которого вошел и Каргополь. Московские князья передавали эти земли по наследству своим преемникам, как одни из богатейших своих владений на Севере.

· В 1538-1539 годах были написаны первые губные грамоты, Белозерская и Каргопольская.

Они были свидетельствами начала проведения в Русском государстве при направлении матери малолетнего Ивана 4-го (впоследствии Ивана Грозного) губной судебной реформы.

· Каргопольский уезд составлял одну из 16 важнейших частей Московского государства.

Уезд имел 3 стана (Каргопольский, Турчасовский, Усть-Мошинский (Большесторонская волость в 3 стане), Мехреньгский.

· В 1555 – 1556 годах по реке Моше было 74 деревни,

а также деревни по берегам Мошинского озера и погост на нем с церковной деревней Никольской. В доход государства жители этих деревень платили за пользование землей ямские, дьячие и подьячие деньги, за право ловли рыбы в реке Моше и Мошинском озере, а также охоты в окрестных лесах и другие налоги.

· В 1565-1572 годах Русское государство царем Иваном Грозным было разделено

на две части: опричнину и земщину. В состав опричнины входили территории, контролируемые самим царем. Среди многих земель, в нее входивших, были и северные районы страны, откуда в казну поступали налоги, исполненные черносошные крестьянами и богатыми городами (Устюг, Двина, Вага, Каргополь, Вологда, Галич).

Черносошными крестьянами в 14 – 16 веках назывались крестьяне, жившие на «черных» землях, являвшихся собственностью Русского государства в лице его главы – князя, а впоследствии царя. Они были лично свободными, владели обширными землями и несли все виды государственных налогов и исполняли различные повинности в пользу государства. В 18 веке черносошные крестьяне стали государственными.

· Усть-Моша издревле являлась столицей новгородских владений,

потом уступило Холмогорам. Само название Моша притягивает чем-то необычным. Оно связано с финоугорским божеством Мокша. Другими словами, еще в 17 веке Моша являлась стратегически важным пунктом, который ни объехать, ни обойти невозможно.

· В период Смутного времени, после неудачной попытки взять город Каргополь

1612 – 1614 и 1615 годах шайки польских и литовских войск. а вместе с ними и русских разбойников, разбрелись по Каргополью, грабя деревни и убивая жителей. Некоторые из этих шаек поднялись по течению реки Моши, и дошли до Мошинского озера. Местные деревни были разграблены, а многие из жителей убиты.

· С 1612 по 1616 было неспокойно в Каргопольском крае…

· Избранному в 1613 году первому Российскому царю из династии Романовых

Михаилу Федоровичу, Каргопольцы в своей челобитной писали, что враги «великую конечную победу учинили. Все наши волости пусты, никакого хлеба нет и имущества погребено, скот выбит, искупится перед посланными оброками нечем».

· В писцовой книге 1622 года Усть-Мошинского стана, отмечалось, что жители

деревень по реке Моше «прожитьем похудали от Ливонских людей войны от хлебной скудности». В то время многие из них ушли неизвестно куда, часть из них переселилась в более крупные (не разоренные) деревни, а некоторые собирали подаяние. Несмотря на это, жители этих деревень должны были заплатить в доход государства деньги: ямские, писчальные, за городовое и засечное дело, за изготовление селитры, за рыбную ловлю, за содержание наместника, за сенокосы и т.д. Всего 8 рублей, 12 алтын, 4 деньги.

Шалакуша 1648

(Шалекуша Большая и Малая)

· Первое упоминание о Шалакуше

· (Шалекуша Большая и Малая)

По материалам переписной книги.

· Церковь Николая Чудотворца. Деревянная.

· Каргополец Семён Етихеев

заключил запись с церковным старостою Стефаном Григорьевым и всеми крестьянами Шалакушской волости Каргопольского уезда, что 12 мая 1695 года он выстроит рубленную (в лапу) колокольню к церкви из 3-х саженых брёвен.

При этом от земли вверх на 1\3 сажени он должен рубить четверикам и рундук в одних стенах с мостом наравне. Высота колокольни была 6-ть сажень. Дверей было 3 с выпуском над дверьми наверху. Одни двери вели в амбар, другие в паперть, третьи – с паперти в трапезу. В самой трапезе «трои двери в косяках, из которых одни двери вели в церковь, другие на паперть, а третьи придел или кладовую.

· В Усть-Мошенском стане числится волость Шалекушка Большая и Малая.

По материалам Оброчной книги

· В царствование Петра 1 (1689 - 1725)

Каргопольский уезд в административном отношении был подчинен с 1703 года Олонецкой корабельной верфи.

· Каргопольский уезд вошёл в состав Ингерманландской губернии.

· Каргопольский уезд причислен к Санкт- Петербургской губернии.

· Каргопольский уезд причислен к Белозёрской провинции Новгородского наместничества.

· В царствование императрицы Елизаветы Петровны (1741 - 1761) в пятидесятых

годах 18 века монополия на торговлю северным лесом была отдана императрицей своему фавориту графу Шувалову, продавшему бассейн реки Онеги и ее притоков Английской компании волжского Лесного порта. Заготовка и сплав леса для этой кампании стали повинностью местных крестьян.

· Цервовь Сретенья Господня Шалакушской волости, число дворов 42.

· В царствование императрицы Екатерины 2 (1762 - 1796) в Каргопольском уезде

1765 – 1766 годах корабельные подмастерья Трифанов и Матвеев и ластовых судов мастер Скуваров провели опись лесов, «годных к кораблестроению и прочих судов строению». При Мошинском стане Никольского прихода такие леса были описаны «по обе стороны реки Моше».

· Каргопольский уезд вошёл в состав Олонецкой губернии.

· Каргопольский уезд причислен к Санкт-Петербургской губернии.

· Шалекушская волость из двух деревень. По материалам реестра поселений 1790 год.

· Антимис в церкви.

· В Усть-Мошенской вотчине всего 3113 ревизких душ.

Главное поселение Усть-Мошенский погост, числится Шалекушский приход.

Каргопольского шестого благочиния Шалакушского прихода священник Алексей Попов и церковный приказчик Андрей Пуминов в прошениях объявили, что паперть и трапеза обветшали и требуют ремонта.

Резолюция архирея-

«Непонятно для меня как прихожане хотят перестроить одну трапезу с папертью, не упоминая церкви, при этом, что должно быть о сем прошении от прихожан ко мне писанное по законам с доверенностью, а не рапорт духовного правления, и по сему сей рапорт не умею и пустить в дело»

· Антиминс в церкви.

Часовня в честь Казанской Богоматери в деревне Большая сторона в 4-х верстах от церкви, деревянная, постоенная тщанием прихожан по случаю прекращения скотского падежа.

· По материалам Ведомостей Новгородской епархии….

Церковь Сретенья Господня с трапезной тёплая, вторая Николая Чудотворца.

· Первая церковь Сретенья Господня построена неизвестно когда.

· Вторая Николая Чудотворца построена в 1689 году.

· Богдановская волость

(местоположение волостного правления с. Богданово Усть-Мошенского церковного прихода) В ней Большесторонское сельское общество (сельское правление д. Большая сторона Шалекушского прихода (также входили Лепшинская, Шалекушская, Лелемская, Веральская)

· До начала 50-х годов XIX столетия школы в уезде практически отсутствовали.

Процент грамотеев среди крестьян был очень мал. На сельское общество их было по несколько человек. Учились они грамоте благодаря счастливой случайности или от отставного солдата, или, что вероятнее, от староверов, наводнявших в то время каргопольский край. Так, в Богдановской волости грамотных взрослых крестьян, судя по семейному рекрутскому списку 1856 года, было: в Богдановском обществе 25 на 62 деревни; в Воробьевском сельском обществе 4 на 23 деревни и в Большесторонском обществе 16 на 30 деревень , а всего 45 грамотных крестьян на 115 деревень волости.

· Создается Большесторонская волость, волостное правление в д. Большая сторона.

· Постоенная церковь в 1711 году Сретенья Господня

и при ней церковь во имя святителя и чудотворца Николая, построена в 1684 году тщением прихожан. Здание деревянное, колокольня отдельно с новой крышей. Престолов в них по одному. Ближайшие престолы в Лельме и Лепше

· Эпидемиологические болезни (Натуральная оспа в Большесторонской волости)

· Об исправлении колокольни.

Крыша на Сретенской церкви ветха и течёт. Помост старинный в алтаре, но не гнилой. Сама церковь покривилась в южную сторону. Колокольня не обшита тёсом.

· Церковь святого Николая невилика,

но присоединить в ней паперть, то естьсделать церковь с папертью одним вместилищем через уничтожение северной и западной стен церкви, к коим присоединена паперть, кажется невозможным, потому, что церковь построена совершенно отдельно от паперти, и если уничтожить стены церкви, то не на чём будет держаться куполу церкви.

Посему для распространения сий церкви можно только увеличить западные двери

церковные, и помост паперти сравнять с полом церкви – последний много выше первого. Стоящие на паперти смогут лучше видеть и слышать.

· Изъявление благодарности (волостным старшинам за сбор податей) ...Большесторонская, Мишковская, Быковская волости

· Перекрыта крыша новым тёсом и настлан новый потолок в церкви.

· Административная волость – Большесторонская.

Местоположение волостного правления д. Большая сторона Шалакушского прихода.

· Ремонт церкви.

· Церковь во имя Сретенья Господня

одноглавая, тёплая с холодной папертью в длину с папертью в 6 сажень в ширину 4 сажени. (12,7м х 8,5м) Построена в 1711 году, а в 1867 году сделано в ней исправление – перекрыта крыша новым тёсом и настлан новый потолок. Антиминс 1803 года.

При церкви Сретенья Господня с восточной стороны церковь Святителя Николая (холодная) с такой же папертью, в длинную имеет 4 сажени, в ширину 3 сажени. Построена в 1684 году, снаружи обита тёсом, крыша ветхая и на церкви. Одноглавая.

Колокольня находится отдельно от церквей, шатровая обитая тёсом. Антиминс 1793 года.

· Святотатство

(в д. Малая сторона Большесторонской волости) Кража в часовне Флора и Лавра.

По данным государственного архива Архангельской области …..

· Отчеты благочинных….

Церковь Сретенья Господня (Шалякушский погост) «В Шалякушской Сретенская церковь»

· Опись имущества

Церковь тёплая в 1711 году, и при ней церковь Святителя Николая (холодная) постоенная в 1684 году.

Зданием деревянным с отдельною колокольнею в 1869 году исправленною и обшитую тёсом. Снаружи всё обитые тёсом. Престолов в них по одному.

Часовни две.

· Первая Часовня

в честь Казанской Богоматери в деревне Большая сторона в 4х верстах от церкви, деревянная, постоенная тщанием прихожан по случаю прекращения скотского падежа.

· Вторая Часовня

в честь святых мучеников Флора и Лавра находится в деревне Малая сторона в полуверсте от церкви, построена на средства прихожан неизвестно когда.

· Слабыми усилиями был воздвигнут дом для земского училища – помощь церкви.

· По сведениям Олонецких губернских ведомостей.

….Каргопольский уезд. Озимые хлеба на полевых землях большею частью хороши, а на лесных распашках редки……. А в Малосторонском обществе Большесторонской волости озими от разлива реки Моши совсем пропали. Посев яровых окончен.

· В списке волостей и сельских обществ Каргопольского уезда Олонецкой губернии

в 3 стане значится Большесторонская волость, в ней Лелемское, Малосторонское, Шалякушское, Лепшанское, Веральское сельские общества.

· В Шалякушском сельском обществе 1 деревня 410 человек.

· Строится железная дорога.

11 июня 1894 года Александр III подписал 6-е дополнение к Уставу Общества о сооружении Вологодско – Архангельской железной дороги.

· В 1894 году было принято решение о строительстве участка Вологда - Архангельск,

в связи с чем Общество Московско-Ярославской железной дороги было переименовано в Общество Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги. Применительно к узкоколейной железной дороге использовался термин «Ярославско-Вологодско-Архангельская линия».

· Узкоколейная железная дорога Ярославль - Вологда - Архангельск была одной из

крупнейших в истории России узкоколейных железных дорог общего пользования. Протяжённость узкоколейной железной дороги от станции Волга (Ярославль) до станции Архангельск-Пристань составляла 837 километров, ширина колеи - 1067 мм.

· Стоимость работ

по прокладке лишь одной железнодорожной версты достигала 40-90 тысяч рублей.

· Писатель и художник К.А. Коровин,

художник В.Серов и Сава Мамонтов были в Шалакуше (период июль – сентябрь)

· Строительство железной дороги прошло по трём волостям Каргопольского уезда –

Мелентьевской, Андреевской, Большесторонской . Протяённость пути составила 155 вёрст. В строительстве участвовало местное население. По этой причине в 1895 году в 2 и 3 (Большесторонская волость) станах уезда сократился промысел охоты и рыболовства.

· Общее количество рабочих в пределах уезда доходило до 8000 человек.

· Каргопольские купцы открывали трактирные заведения в населённых пунктах,

прилегающих к дороге. Братьям Серковых принадлежала винная лавка в Шалакушах (д. Большая сторона, 200 саженей от дороги – около 400метров).

Для поддержания порядка властями была запрещена торговля спиртными напитками в воскресенье и праздничные дни.

состоялось открытие временного движения поездов от Вологды до ст. Архангельск – пристань.

· В 1899-1901 годах вологодский купец Грачёв и онежский купец Можайский

с компанией из 24 человек построили в Шалакуше первый лесозавод. Он представлял собой деревянное здание лесопильного корпуса и деревянной кочегарки. Оборудование лесопильного корпуса было очень простым: две тихоходные пилорамы, один торцовый станок, один обрезной станок и одна пила - дроворезка. В кочегарке установили паровую машину и небольшую «динамку» для освещения лесопилки. Заготовку леса производили в верховьях реки Моши, а затем по воде он попадал на завод. За пользование рекой предприниматели платили жителям 40 рублей в год, так как берега реки были сенокосными угодьями граждан Шалакуши.

· В начале 20 века река Моша была многоводна.