Белорусский музей народной архитектуры и быта. Повседневная жизнь

Несколько лет назад государство выставило на продажу старинные усадьбы, которые нуждаются в реставрации. «Комсомолка» решила поговорить с новыми владельцами исторической недвижимости: кто они и почему решили возрождать полуразрушенные поместья

Изменить размер текста: A A

Уроженец Барановичей бизнесмен Андрей Сенько, владелец поместья Котлубаев в Ястрембеле Барановичского района: Если ситуация не изменится, сделаю в усадьбе дачу!

- А мне казалось, что все нынче стараются приобрести что-то за рубежом…

Мои друзья, когда узнали, что я это сделал, тоже отнеслись со скепсисом к моей идее…

- Ну, это и рисковое дело. В нее еще ведь нужно вложить огромные деньги. И не факт, что будет прибыль…

У меня больше эмоциональный посыл сработал. Обидно, что мы крайне мало знаем свою историю. Не обошлось без национального самосознания, без желания восстановить какие-то утраченные корни, историю страны. Наверное, больше даже шляхетную какую-то. Ведь когда мы говорим о белорусской национальной кухне, сразу на ум приходит что?

- Драники, конечно!

Да, драники, мачанка, пальцем пиханная колбаса. Но это крестьянский быт. А ведь в любые времена жили разные социальные сословья. Однако мы вспоминаем почему-то только традиции крестьян. Мы не вспоминаем, как жили дворяне, шляхтичи, князья. Горожане, в конце концов! А эта усадьба как раз и пример не «сялянскай » нашей истории. Вы в курсе, что один из Котлубаев был историком? Именно он работал в семейном архиве Радзивиллов, написал военную историю Польши . Был авторитетнейшим человеком своего времени.

Ну, и с точки зрения архитектуры и коммуникаций мне усадьба понравилась. Более того, осталось практически нетронутым и старинное здание спиртзавода. Я сейчас веду переговоры по его покупке. Есть возможность восстановить хотя бы часть усадебного комплекса…

- И что будет внутри усадьбы? Что мы увидим?

Я буду реставрировать только фасад. А вот с интерьером вопросы. Что восстанавливать, какую эпоху? Усадьба функционировала до 1939 года. Тогда самолеты летали, был телефон и ездили авто… Почему я должен возвращаться именно в XVIII или XIX века? Почему не придать этому свою жизнь. Почему Лувр трансформируется, там внутри величественного здания новые интерьеры, а у нас этого делать нельзя? Вопрос открытый.

Я хочу организовать там музейную экспозицию. Не столько о Котлубаях, сколько об истории региона, перекликающейся с историей ВКЛ, историей страны. Кроме того, там будет гостиничный комплекс и ресторан.

«Я не всегда понимаю цены на историко-культурные объекты в Беларуси»

- Насколько мне известно, для восстановления усадьбы нужно порядка 300 - 400 тысяч долларов. А сама она обошлась вам в 90 тысяч долларов. На ваш взгляд, дорого это или дешево?

По поводу продажи усадеб в нашей стране - это большой больной вопрос. Я не понимаю, почему в Беларуси нет такой же практики, как в Европе . В той же Франции или Испании объекты, требующие реставрации и привлечения туристов, продаются за один евро при условии, что ты восстановишь объект и согласуешь план его развития. И я не всегда понимаю, как оценивают историко-культурные объекты. Толком это никто пояснить не может.

Еще один момент - продуманность. Например, в Ястрембеле мне продали усадьбу и выделили вокруг нее 80 соток. Участок находится внутри закрытой охраняемой территории кадетского училища. Подхода или подъезда для всех к ней нет. Сегодня я могу туда попасть только на вертолете. Да и то не сяду, так как там деревья растут. Иных путей нет. А туристам так и вообще вход заказан. Они ее издалека только увидеть смогут…

- То есть на таких условиях делать в усадьбе музей или туристический комплекс не имеет смысла. Тогда что?

«Бизнесмены портят усадьбы? А много вы примеров знаете?»

- Многие считают, что если бизнесмен купит усадьбу, то все, прощай архитектура и историческая ценность. Бизнес обязательно все испортит. Что вы скажете по этому поводу?

А вы много знаете примеров реставрации Беларуси, которую делали бизнесмены? Это не массовая ситуация. Если есть такой страх, может, нужно создать условия, чтобы бизнесмены делали это лучше? Чтобы решить первую задачу - восстановление историко-культурных ценностей - нужно создать специальные институты, которые разработают планы для этих объектов. У нас нет институтов, которые бы сказали: «Да, покупайте, у нас есть все проекты и планы реставрации». Ты все организовываешь сам.

Да, декларации и набор лозунгов на всех уровнях есть. А должна быть привлекательность в виде налоговых льгот и преференций. Конечно, и с обязательствами со стороны инвесторов. В том же Ястрембеле, если появится этот комплекс, для людей будет работа. Кто-то будет устраиваться в саму усадьбу, кто-то начнет сдавать свои дома, кто-то займется доставкой людей, откроет какие-то сувенирные лавочки. Помидоры, в конце концов, на продажу выращивать будет. Усадьба может стать локомотивом для заработка людей из близлежащих сел.

«Я понимаю, от чего в нашей стране люди ноют»

- А как вам удалось сколотить состояние?

С чего вы взяли, что я его сколотил?

- Ну, раз вы покупаете усадьбу за 90 тысяч долларов, то я и предположила, что вы состоятельный и успешный человек...

Если это вопрос о том, сколько у меня денег, то это неприличный вопрос. Усадьба - это не вопрос денег. Стоимость этой усадьбы сопоставима со стоимостью хорошего автомобиля. У меня был такой выбор. Хотя визуально усадьба, конечно, смотрится гораздо пафоснее . Такой собственный дворец. И если бы у меня были другие амбиции, то я бы просто превратил его в свою резиденцию и мог бы тешить свое самолюбие….

- Прямо как олигархи, которых показывают по российским каналам…

Вот не хотелось бы сравнения с Россией . Вы знаете, одна из задач усадьбы - сделать так, чтобы нас не ассоциировали с русскими. Я хочу внести свой вклад, чтобы белорусы самоиндифицировали себя правильно. Я ничего не имею против русских, поляков , украинцев, литовцев и других народов. Но я за национальное самосознание. И это моя четкая позиция.

- Как вы хорошо ушли в сторону от вопроса про успех…

Послушайте, у меня принцип по жизни «хочешь - делай». Хочешь за границу - покупай билеты и едь. Хочешь купить усадьбу - покупай. Алгоритм простой до предела.

- Нужно просто перестать ныть, правильно?

Вы знаете, в нашей стране есть от чего заныть. Я долго живу за границей и понимаю, как там жить, я сторонник тех ценностей. И отчего здесь люди ноют, я понимаю. Но это не значит, что нужно только ныть и все. Жизнь идет, она одна…

- Расскажите немного о себе. Вы же сами родом из Барановичей?

Ой, что тут рассказывать. Да, родился в Барановичах. Мама сейчас на пенсии, нархоз заканчивала. Папа был музыкантом. В Барановичах я учился в нескольких школах, так как занимался легкой атлетикой. Потом учился в нархозе по специальности «финансы и кредит». Там же и женился. У меня двое детей: сыну - 23, а дочери -15. Живут в Беларуси. Всё.

- И как ваша семья отнеслась к решению купить усадьбу?

С пониманием, они меня поддерживают.

Российский бизнесмен Павел Берегович, купивший усадьбу под Волковыском: Я купил усадьбу, потому что мне захотелось что-то сделать для Беларуси

Он родился и вырос на Урале и до 43 лет ни разу не был в Беларуси. Сейчас ему 46, хорошо говорит по-белорусски, дает деньги на издание белорусских книг и восстанавливает шляхетскую усадьбу под Волковыском. Причем не для себя - для людей.

«У меня случился зов предков»

- Павел, я знаю, что ваша белорусская история началась с тюрьмы. Извините, что возвращаю вас в то время, но все же - вы почему там оказались?

Если очень коротко, то это была банальная коммерческая посадка. Если чуть подробнее, то нас было девять партнеров, мы в 90-е смогли создать довольно крупную по меркам Уральского региона компанию, которая владела акциями различных предприятий в сфере энергетики. Почти десять лет работали вместе, пахали день и ночь. А когда начали, скажем так, делить портфели, у нас произошел раскол. Цивилизованно разойтись, увы, не получилось. Одна из сторон привлекла на свою сторону мощный административный ресурс, конфликт перешел в стадию силовых действий. Меня, как главного юриста компании, еще с одним партнером посадили и пытались использовать как инструмент для отъема бизнеса. В итоге мы провели за решеткой пять лет. Ситуацию спасло только то, что один из наших партнеров получил в Украине статус политического беженца, и дело приобрело другую окраску. В конце концов наши противники вышли с предложением заканчивать войну, потому что стоило это для них дорого. О том, чтобы отдать им бизнес, речи уже не шло. Мы сумели сохранить свои предприятия. В 2010 году я вышел на свободу.

- Вышли с мыслями о Беларуси… Почему они раньше к вам не пришли?

Просто там у меня было гораздо больше свободного времени, чем обычно. Не помню, как получилось, но я попал на какой-то белорусский сайт, где можно было читать новости либо на русском языке, либо на белорусском. И тут у меня случился, что называется, зов предков - моя бабушка по материнской линии из Беларуси, из-под Чашников. Она совсем молодой уехала из Беларуси, всю жизнь прожила в России и говорила по-русски, но с очень выразительным белорусским акцентом. Я стал читать белорусскую версию сайта, и оказалось, что понимаю совсем мало. Я ведь никогда не был в Беларуси и языка белорусского не слышал. Попросил у адвоката словарь. И как раз в это время увидел новость, что вышла книга «Дажыць да зялёнай травы» - переписка Бородулина с Быковым . Попросил купить ее. И белорусский язык я стал изучать с этой книги. Словарь, кстати, несильно помогал, процентов тридцать слов, которые были в стихах Бородулина, в словаре не было.

Сила слова Бородулина

- А кто был первым белорусом, с которым вы познакомились лично?

Писатель Владимир Орлов . Я нашел его адрес и написал ему письмо еще до выхода на свободу. Мне захотелось что-то сделать для Беларуси. Например, способствовать изданию белорусских книг. Орлов ответил, что это удивительно и что он хотел бы, чтобы было второе издание его книги «Адкуль наш род». У нас завязалась переписка. А когда я вышел, приехал в Минск и познакомился с автором лично. Он меня сразу повез в Полоцк , показал это сакральное место. И потом я уже стал часто приезжать, познакомился со многими литераторами.

- Бородулин успел вам даже стихотворение посвятить…

Я узнал об этом недавно, когда последняя книга стихов Рыгора Ивановича «Пехатою у неба» готовилась к печати. Бородулин обо мне узнал от Глеба Лободенко . И попросил, чтобы я приехал к нему. Я был тронут и взволнован. Мы познакомились, пообщались. Я рассказал, какую роль сыграла его книга. И было видно, что его это очень зацепило. Он ведь жалел, что все пропадает, что его поколение уйдет и все исчезнет. А тут оказалось, что сила его слова и дара может повернуть к Беларуси людей, не связанных с нею прежде. Было видно, что ему были приятно это узнать.

«В усадьбе устрою музей истории белорусской шляхты»

- Чем вас так привлекла белорусская культура?

Я бы сказал, своей очеловеченностью, близостью к человеку, живущему в конкретной стране. Я вырос среди русской культуры, но она, по моему ощущению, отчужденная, она есть, но отражает надчеловеческие ценности - величие страны, судьбу империи, русского мира. От этого не по себе, это слишком холодно. А культура Беларуси, на мой взгляд, тесно связана со своей страной и с людьми. Она более осязаемая, близкая к людям.

- И вам пришла идея купить усадьбу в наших краях…

Да. Я понял, что заниматься поддержкой издательских проектов - это, конечно, важно, я это буду делать и дальше, но все равно это работа других людей, которым я просто на каком-то этапе помогаю. А мне захотелось сделать для белорусской культуры что-то свое. Я случайно увидел в «Нашай нiве » фотографию этой усадьбы в Подороске, в 25 км на юг от Волковыска. И я туда поехал. Она была сильно заброшена, но впечатление произвела мощное. Я тогда подумал, что можно попытаться что-то с ней сделать. И купил ее на аукционе.

- Дорого?

С учетом всех расходов на оформление получилось около 118 тысяч долларов. Относительно недорого, если сравнивать с европейскими ценами. Но, с другой стороны, она в таком состоянии находится, что на восстановление уйдет больше.

- И какая судьба у нее будет?

Я не хочу ее использовать как личную резиденцию. Конечно, там будет какое-то место, где я смогу останавливаться. Но вообще я хочу восстановить усадьбу и дать возможность людям бывать там и изучать историю белорусской шляхты на месте. На мой взгляд, есть недопустимый разрыв в том историческом воспитании, которое существует в стране. Упор на то, что история Беларуси началась с 1918 года с создания БССР . А до этого ничего и не было, белорусы жили в болотах, ходили в лаптях и с колтуном в голове . И только большевики принесли им обувь, лампочку Ильича и счастье. Но ведь это же было не так! Беларусь существовала в огромной культурной исторической традиции. Просто эта традиция была объявлена чуждой, за попытки ее сохранения и изучения преследовали в свое время. А сейчас, слава богу, начинают поворачиваться к этой истории.

Важность еще и в том, чтобы человек, живущий в Беларуси сегодня, чувствовал свое неразрывное единство с чередой поколений, которая жила до него. Это путь к сохранению культуры на своей земле. Я жил на Урале, там множество городов современных возникло практически на пустом месте. Люди приезжали давать стране металл, им строили временное жилье, они не собирались там оставаться навсегда, их ничего не связывало с этим местом. И отношение к земле было такое, потребительское. Все разрушено, загублено. Дети не знают, где родились и выросли их родители. Это люди, не помнящие своего родства. Отсюда и хамство, и гопничество, и бескультурье.

- Историю усадьбы восстановили?

Да, благодаря историку и археологу Геннадию Семенчуку . Он сам родился в Волковыске, а недалеко от Подороска у него жили дед и бабушка. И великий он патриот своей малой родины. Он мне очень помог. Подняли архивы в Вильно , там ничего не нашли. А в Гродно и Кракове нашли. Первым хозяином усадьбы в середине XVI века был литовский магнат Матвей Клочка, известный государственный деятель Великого Княжества Литовского. Он занимал достаточно высокие должности - входил в состав Рады ВКЛ, одно время был витебск им воеводой, оборонял Витебск от московских войск, в составе посольства Речи Посполитой четырежды в Москву ездил, был владельцем ряда земель, в том числе и Подороска. У него не было наследников мужского пола, а была дочь, она вышла замуж за князя Прокопа Дольского , и имение перешло к Дольским. Потом здесь были Грабовские , Пухальские, Чечоты и Бохвицы. В 1939 году сюда пришли Советы, хозяин усадьбы, пожилой уже человек, Отон Бохвиц был арестован. Пару дней он просидел в подвале местного магазина, превращенного коммунистами в тюрьму. Приходили крестьяне местные, просили красноармейцев «отпустить пана, бо пан добры» был. Те в ответ пригрозили тут же на месте расстрелять и пана, и его заступников. Потом его увезли на восток. Что с ним стало, достоверно не знаем. Скорее всего, он был расстрелян и лежит в Курапатах. Во время войны в усадьбе был немецкий штаб. В советские годы - правление совхоза, потом музыкальная школа, а в конце 80-х школа переехала, и здание опустело.

- Вы рассчитываете восстановить исторические интерьеры?

Да. Есть идея попробовать восстановить часть комнат в реальном виде, поскольку мы нашли опись 30-х годов одного польского автора с описанием некоторых залов усадьбы в Подороске. А там, где не сможем восстановить исторические интерьеры, создадим музейные комнаты с различными экспонатами, иллюстрирующими жизнь и деятельность шляхты.

«Деньги для того зарабатываются, чтобы их тратить»

- Павел, а как к вам в Подороске относятся? Барином не называют?

Нет (смеется). Когда общались с местными поселковыми властями перед покупкой, все были только за, жалко же - пропадает такая красивая усадьба. Но есть и недоброжелатели, как же без этого? Привели мы парк в порядок, расчистили колодец в глубине парка. А мусор не успели вывезти. Через неделю приезжают ребята - мусор закинут обратно в колодец. Они очистили второй раз, и второй раз история повторилась. Пришлось обратиться к участковому. Помогло, кстати - нам перестали вредить.

- Вы помните тот день, когда объявили жене, что покупаете усадьбу в белорусской деревне? Она не сказала, что вы с ума сошли и что лучше купить дом на море в Италии или Испании?

Был у нее такой вопрос, да. Но я ответил, что Италия и Испания мне неинтересны, это не моя родина, меня с ними ничего не связывает. Это проект приобретения не собственности для своего жилья, а другой проект, культурный, и мне хочется его реализовать. Два года назад мы съездили в Подороск вместе, сына привезли. Ему тогда было восемь лет. Он тут же стал мне рассказывать, где у нас будет вход в музей, где будут билеты продавать, где - сувениры… В общем, я надеюсь, мы будем с ним этот проект вместе делать.

- Понимаю, что вы миллионер, но все же не жалко тратить деньги вот так - на усадьбу, на издание книг?

Нет, не жалко. Деньги затем и зарабатываются, чтобы их тратить. Но бессмысленно тратить на демонстративное потребление я не хочу. Можно купить футбольный клуб в Лондоне , стометровую яхту и бронированный «бентли». Но смысл? У меня никогда не было подобных позывов.

- А если построите усадьбу, а ее отберут?

Даже если, не дай бог, заберут после того, как ее восстановлю и сделаю там музей, все равно ж ее никто уже не положит себе в карман. Все равно она останется в Беларуси (улыбается). Но, если серьезно говорить, я не думаю, что так случится. Думаю, наоборот, такие инициативы будут поощряться. Это именно то направление, в котором и должна развиваться сейчас страна.

Про белорусскую деревню получилось больше, чем про литовскую - потому что больше материала нашлось на русском языке:) Кое-что можно распространить и на литовскую деревню, ибо разница в хозяйстве и обрядности не так уж велика. Общие замечания те же, что и в предыдущей статье про литовцев. При возможности выбора региона выбирались данные по региону "Понеманье", "Гродненщина", "северо-западная Белоруссия".

Традиционное земледелие

Основным пахотным орудием белорусского крестьянина была соха. В интересующем нас регионе распространена "полесская соха": довольно основательное орудие, рассчитанное на двухволовью тягловую силу.

Для боронования использовали "вершалины" или "астрогi", сделанные из верхушки ели с обрубками сучьев, служившими зубьями. Для боронования выкорчеванных участков использовался также "смык", сколоченный из нескольких суковатых обрубков ели. На обычных старопахотных землях применялась так называемая плетеная, или вязаная борона. Затвердевшие комья, которые не поддавались боронованию, разбивали мотыкой или специально сработанным для этой цели деревянным молотком "кука", насаженным на длинную ручку.

Основные традиционные орудия уборки урожая - серпы, косы, вилы, грабли, цепы. Сжатые серпом хлеба сушили в сновах, расставляя их на поле в "бабки" ("мэндлiки"); затем свозили к гумнам, сушили в срубных помещениях (асець), а затем обмолачивали на току.
Для обмолота использовали цеп, валек, специально приспособленную решетку (абiвалка) и др. Обмолоченное и провеянное зерно сортировали, ссыпали в закрома амбаров (свiран) и клетей (клець, кладовка). Отдельные виды зерна или муки на текущий расход хранили в бочках, кадях, соломенных кошах. Для хранения зерна "про запас" служили специальные зерновые ямы, которые рыли в глинистом грунте, обкладывая стенки слоем бересты. Картофель и корнеплоды ссыпали в истопки и погреба; часть также хранили зимой в "копцах": картофель или свеклу собирали в большую кучу, обкладывали тут же в поле толстым слоем соломы и присыпали сверху землей.

Первый выход на пашню ("заворыванне") расценивался как праздник и сопровождался обрядовыми действиями. В первый раз крестьянин отправлялся пахать рано утром в новой одежде, взяв с собой завернутые в чистый рушник хлеб и соль. Хлеб и соль не только служили символом достатка, но и выполняли функции оберегов. В этот день крестьянин пахал недолго и, пройдя 2-4 борозды, возвращался домой, где его ждал накрытый праздничный стол. В этот же день хозяйка пекла обрядовое печенье в форме сохи, бороны, серпа. В некоторых регионах в состав ритуального обеда, помимо хлеба и соли, входили пасхальное мясо и вареные яйца. иногда первой запашке предшествовали "провидки": за несколько дней до запашки крестьянин шел в поле, взяв с собой хлеб, соль и освященные в церкви ветки верб, которые втыкал на меже, обходя поле.

Весенний сев приурочивали к полнолунию: полная луна ассоциировалась с полным колосом. Наиболее благополучными для весеннего сева днями считались вторник и суббота; в некоторых регионах предпочтение отдавалось пятнице. Однако для этого нужны были и благоприятные погодные условия: оптимальными считались пасмурные безветренные дни. В день весеннего сева крестьяне старались ничего не давать в долг (по поверью, вместе с одолженными вещами к соседям могла перейти и часть урожая). В этот день в доме должны были поддерживаться чистота и порядок. Первый засев производили отборными семенами, смешанными с зерном из "зажинного" снопа, сжатого в прошлом году или же взятого из венка, завитого по окончании жатвы ("дажынак"). По окончании сева крестьянина ждал накрытый праздничный стол. На званый обед или ужин приглашали родственников и соседей, считалось, что чем богаче праздничный ужин, тем богаче будет и урожай.

Животноводство

Основное место в животноводстве занимал крупный рогатый скот. Крупного рогатого скота на душу населения здесь было в 1,5 раза больше, чем в средней полосе России.
Здесь использовалась так называемая литовская (литовско-белорусская) порода скота. Литовский скот, потомок европейского тура, был неприхотлив в пище и приспособлен к суровым условиям содержания; в Понеманье он был более крупным и использовался в качестве не только продуктивного, но и рабочего скота, он требовал лучшего содержания и более сытных кормов.
Тягловой рабочей силой в Понеманье нередко служили также волы. Ими обрабатывались не только крестьянские наделы, но и помещичья земля. Волы использовались при перевозке грузов, приводили в движение механические мельницы, молотилки, лесопилки и другие промысловые установки. Однако при бороновании поля, перевозке легких грузов и пассажирской езде чаще всего использовалась лошадь.
Здесь также был район наиболее развитого свиноводства во всей нечерноземной зоне империи. Свиней откармливали зелеными сочными кормами, корнеплодами, желудями; убой проводили обычно в начале зимы в целях лучшего сохранения сала и мясных продуктов. День свежевания убитого животного отмечался в семье, как праздник, "свежиной" угощали и одаривали близких соседей.

Важную роль в хозяйстве играло овцеводство, особенно в Понеманье, на Гродненщине. Баранина использовалась в пищу чаще, чем говядина. Вместе с тем овцы давали необходимое сырье для домашних промыслов: овчина - на кожухи и шапки, шерсть - на ткани, вязаные и валеные изделия. Овец стригли два раза в год - поздной весной и осенью в теплые солнечные дни. Конец стрижки расценивали как праздник "урожая шерсти" и отмечали торжественным ужином. В среднем крестьянском хозяйстве оставляли на зиму 4-6 овец. В помещичьих хозяйствах, наряду с обычными грубошерстными, выращивали также и тонкорунных овец.
Малоземельные крестьяне и горожане разводили обычно коз, которых держали главным образом для молока. Почти в каждом крестьянском хозяйстве имелось также до десятка кур, а близ рек и водоемов - гусей и уток.
Преобладала выгонно-пастбищная система животноводства со стойловым содержанием скота в зимнее время. Скот пасли на протяжении 6-8 месяцев, летом - на общинных пастбищах (пастбищных сервитутах), паровых полях, лесных урочищах, в конце лета и осенью - также по жнивью и сенокосам. Крупный рогатый скот и овец на ночь загоняли в сарай, лошади паслись круглые сутки. В июне-июле коров выгоняли "на ранки" до восхода солнца, а в полдень загоняли в хлева, выпуская вновь в поле после того, как спадала жара. Практиковалась и отгонная форма выпаса, особенно в случаях откорма скота на убой или продажу.

Помимо крестьян и мелкой шляхты, отгонным ("гуртовым") животноводством занимались еврейские скотопромышленники. Они скупали или обменивали у местного населения молодняк, нанимали пастухов, угонявших стадо в лес на все лето, в конце июля к месту выпаса подвозили муку, соль; откормленный скот сбывали по осени на ярмарках. В местах отгона устраивали специальные ограды, загоны для скота, иногда здесь строили и легкие сараи - кашары, куда загоняли скот в непогоду.
Свиней выкармливали обычно в домашних условиях, периодически выпуская из сарая на подножный корм под надзором подростков.

Ремесла и народные промыслы

Наибольшее развитие получила деревообработка.
В деревнях и местечках существовало до 30 ремесленных профессий, связанных с обработкой дерева, в том числе плотницкое дело, столярное дело, бондарное ремесло, токарное ремесло, судостроение, плетение и др.
Плотничество было повсеместным занятием. Практически каждый взрослый крестьянин мог срубить хату и хозяйственные постройки. В этой трудоемкой работе ему помогали родственники и другие односельчане. Профессиональные плотники зачастую уходили в отходники. Артели профессиональных плотников, кроме жилых построек, возводили мосты и плотины, ветряные и водяные мельницы, сооружали деревянные церкви.
Столяры делали двери, оконные рамы, декоративно-прикладные изделия; другие специализировались на изготовлении мебели, домашней утвари, ткацких станков, сельскохозяйственного инвентаря, различных транспортных средств. Из липы, ольхи, осины изготавливалась разнообразная долбленая посуда и утварь.
Бондарное ремесло преобладало в форме кустарного промысла. Бондари работали преимущественно на заказ и на местный рынок; изготавливали бочки и посуду из дубовой, сосновой, еловой, осиновой клепки; емкости для воды, соков, напитков (транспортная бочка, кадка - "вадзянка", бочонок - "бiклага, барылка"), для хранения продуктов и различных вещей ("кубел" - для хранения одежды, лохань - "балея" для стирки белья, квашня - "дзяжа" и др.).

Особым видом ремесла - "стальмашный промысел" - было производство транспортных гужевых средств (колес, телег, бричек, саней и др.)
При этом изготовление телег и саней в качестве домашнего ремесла существовало в каждой деревне, а изготовление колес (катков), как требующее специальных навыков и опыта, чаще всего осуществлялось специальными мастерами-колесниками, работавшими на продажу на более широкой территории.
Особым видом деревообрабатывающих ремесел было изготовление полозьев, дуг, оглобель, колесных ободьев.
На прибрежных пристанях было широко распространено речное судостроение.
Из различных пород дерева народные умельцы изготовляли музыкальные инструменты (скрипки, свистульки, дудки, жалейки, цимбалы и др.)

Народное ткачество - одно из наболее распространенных и древних ремесел. Во многих помещичьих хозяйствах работали ткаческие мастерские.
Основным сырьем для ткачества в домашних условиях являлся лен, в меньшей степени - овечья шерсть и волокно конопли. На каждом этапе обработки льна использовались соответсвующие орудия. Для обивания льняных головок служил валёк (пранiк). В процессе дальнейшей обработки льна его мяли ("церлi") с помощью мялки (цернiцы). Для очищения волокна его трепали с помощью специального орудия - трепала ("трапло").

Чесали волокно гребнем (изначально деревянным с вырезанными на нем зубьями, позднее появился гребень с металлическими зубьями). Такими же способами и орудиями обрабатывалась и конопля. В отличие от льна и конопли обработка овечьей шерсти не требует такого количества орудий, здесь существенны три момента: стрижка овец, мытье и чесание шерсти.

Прядение осуществлялось вручную с помощью лопатообразной прялки (праснiца). Готовую пряжу сматывали на специальное приспособление - вилкообразное мотовило для свивания пряжи в мотки.

Изготовление тканей в домашних условиях выполнялось на горизонтальном ткацком стане. Наиболее характерен для белорусской деревни рамный стан, основу его составляла четырехугольная рама, на которой располагались навои для пряжи и полотна; нити крепились в верхней части рамы на понебнике.
Оригинальностью и красотой отличались ткани для женской поясной одежды. Изготавливались два типа тканей - полихромные и однотонные; среди узорных преобладали ткани с вертикальными и горизонтальными полосами, в основном двухнитовые. Повсеместное распространение имели также клетчатые ткани.
Изделия из шерстяных тканей назывались "андарак", "суконниiк", из полотняных - "спаднiца", "палатнянiк".
Изготавливались также разнообразные ткани для хозяйственных и других бытовых нужд, а также декоративные ткани: полотенца (ручнiкi), скатерни, покрывала. Полотенца украшались как тканым, так и вышитым орнаментом. В тканых полотенцах преобладал геометрический узор, который создавался с помощью браной техники и располагался в виду поперечных полос. На некоторых полотенцах узор создавался с помощью многонитового тканья.
Скатерти ткали из льняной пряжи преимущественно в четыре и восемь нитов. Рисунок создавался серым утком на отбеленной основе; обычный узор - геометрический в клетку. Изготовляли также ажурные скатерти - тканые и плетеные.

Одним из массовых домашних ремесел было плетение. Из лозовых прутьев плели корзины, кошелки, коробы, рыболовные снасти, мебель, детские колыбели, кузова саней и телег, изгороди, даже печные трубы. Из корней сосны, ели, можжевельника изготовляли утварь и посуду; из бересты делали солонки, табакерки, сумки, берестой оплетали глиняную посуду ("берасцянiкi"). Повсеместно употреблялось липовое лыко; из него плели лапти, кошели ("варэнькi"), вили веревки.

Распространено было также мочальное ремесло, то есть заготовка из липовой коры луба, мочала и изготовление из них различных хозяйственных вещей.
Липовую кору заготовляли весной. Для заготовки сухого луба с коры соскребали топором верхний слой, потом его распаривали над костром и клали под груз, после просушки использовали. Из луба делали короба, детские люльки, кузова для возков.
Для получения мочала луб замачивали в водоемах, сдирали с него волокнистую часть и после просушки разрывали на узкие полоски (ленты), из которых плели или ткали на ручных станках рогожи и циновки, различные сетки, канаты, вили веревки для лаптей, изготавливали мочальные паруса для речных судов.
Для плетения исполользовалась также солома. Из соломенных жгутов плели разнообразные короба, посуду для хранения продуктов, шкатулки, игрушки и др. Соломенные шляпы ("капелюшы") были летним головным убором мужчин-белорусов.

Важное значение в хозяйстве имел валяльный промысел. В ткацком производстве применялась операция мягчения тканей. Сукно-сырец для мягкости и прочности валяли с помощью ручных приспособлений. Сукно топтали босыми ногами в корыте или на полу, толкли толкачом в ступе, мяли на ребристой поверхности в ручных "валюшах" различной конструкции. При этом сукно смачивали горячей водой. Такой трудоемский процесс обычно выполняли коллективно в осенее и зимнее время. С древних времен из овечьей шерсти валяли войлок для конской сбруи, попон и др. Валяная войлочная шапка (магерка) - один из основных головных уборов белорусских крестьян. Магерку белорус носил круглый год, летом иногда надевали и широкополую войлочную шляпу ("брыль", "капялюш"). Шаповальство преобладало в форме отхожего промысла; мастера работали в домах заказчиков, переходя со своими инструментами из деревни в деревню и даже в соседние губернии. Во время отходничества ремесленники пользовались условным языком, который назывался катрушницкий лемезень (от слов "катруха" - шапка, "лемезень " - язык).

Кожевенные промыслы и ремесла - одно из древнейших занятий. В зависимости от вида сырья и назначения изделий издавна существовали различные способы обработки кож. Соответственно сложилась специализация ремесленников. Выделкой овчин и мехов занимались скорняки ("кушняры", "чэмбары"), выделкой сыромятной кожи - шорники ("рымары"), обувную кожу выделывали кожевники ("гарбары"). Наиболее древний способ обработки кож - выделка сыромятной кожи. Шкуру крупного рогатого скота размачивали в воде, золили в растворе гашеной извести для лучшего снятия шерсти, затем на наклонной колоде соскребали шерсть и мездру, мяли с помощью специального мяла. Из сыромятной кожи шорники шили сбрую: гужи, вожжи, шлеи, постромки, уздечки и проч. Сыромять шла и на пошив крестьянской обуви - кожаных лаптей ("поршнi", "пасталы"), и на изготовление различных хозяйственных и бытовых принадлежностей - поясов, кожаных мешков для продуктов в дорогу и др.
В народном скорнячестве главное место занимала обработка овчин для пошива зимней одежды. Основной технологической операцией в скорняжном деле было хлебное квашение. Разминали овчину крюком; выделка овчин производилась "набело", без дубления.

Кожевничество ("гарбарство") и сапожное ремесло преобладало в городах (в деревнях крестьяне до второй половины девятнадцатого века кожаную обувь практически не носили).

Наличие залежей глины способствовало развитию гончарства. Посуду формовали на ножном гончарном круге, обжигали в горнах или домашней печи и подвергали декоративной оброаботке. Различали несколько способов: обвариванье ("гартаванне"), задымливание и глазуровка ("глазурованне"). Обварная в овсяном тесте и затем обожженная посуда получалась пятнистой ("рябой"), задымленная - черной, остальная - красной, глазурованной и простой.

Кузнечное ремесло в городах к середине девятнадцатого века пришло в упадок, однако возросла роль сельского "кавальства". Обычно сельские кузнецы были потомственными профессионалами из местных крестьян, встречались также кузнецы-цыгане и евреи.

Сельские поселения

Для белорусских поселений характерна малодворность. Для многих селений число дворов колебалось от 2 до 10, поселение в 30-40 дворов считалось крупным. Часто встречался гнездовой (кучевой) тип планировки (без четкой уличной застройки); однако в Понеманье встречалась и двухсторонняя уличная планировка.

Определяющую ролоь в формировании застройки поселения играл тип двора. В Понеманье распространен в первую очередь погонный (линейный) тип застройки. Основным типом белорусского жилища является однокамерная хата, близкая в плане к квадрату. Печь в белорусской хате традиционно размещается в углу, устьем к порогу. По диагонали от печи находился красный угол ("чырноы кут"); напротив печи был кухонный угол ("бабiн кут"). Окошки украшались переплетами и наличниками, подтесы вокруг окон забеливались известкой.
Жилище строилось на высоком подрубе, состоящем из 2-6 бревен и имеющем проемы для вентиляции. Здесь же устраивались и подпольные погреба для корнеплодов и картофеля.
В западной Белоруссии известен тип жилища с подсенью, образуемой свесом крыши над входом в сени или в клеть, пристроенную к уличному фасаду жилища.
В Понеманье у зажиточной части крестьян жилище разделялось на хату, горницу и кухню, в сенях выделяются сенечки, камора, кладовая и другие помещения.

В большинстве жилищ полы были глинобитные; печи устанавливались на мощных колодах или на подрубе из бруса. Пространство между печью и фасадной стенкой занимал настил для отдыха, над которым к потолку прикреплялись полати, на которых обычно спали старики. Вдоль стен стояли лавы, в кухонном углу - полки, настенный буфет или угловой шкафчик для посуды, ведро с водой часто подвешивалось на крюке к потолку.
Освещалась хата каменными плошками для сжигания пней (корчей), которую устанавливали на углу печи.
Стены хаты периодически (к праздникам) мыли, скоблили.
Одежда, изделия ткачества обычно хранились в каморе, сенях, клети в деревянной емкости ("кубел") или в сундуке ("скрыня"). Традиционными элементами интерьера являлись различные, прикрепленные к балкам потолка жерди ("ашостак"), шестки. Обычно они располагались перед и за печью, над полатями и служили для развешивания полотенец, одежды, пучков трав и др.
Пространство сеней занимали бондарные и плетеные емкости, ступа, жернова, корыто для корма скота и др. По стенам в один или два яруса располагались полки для хранения посуды, инструментов. На вбитых в стену деревянных крюках висели сбруя, старые тулупы ("кажухi"), на деревянной жерди - мешки. Сени часто использовались, как летнее жилище, поэтому здесь могли стоять кровать, стол, скамеечки. Освещались сени одним-двумя окошками на одно-два стекла.
Резное убранство жилищ в регионе Понеманья в девятнадцатом веке почти не встречалось (в отличие от других белорусских районов).

Из хозяйственных построек в Понеманье широко распространены клети (свiрны) на основании из "штандартов" или камней, с широким порогом, вдоль которого шла столбовая галерея, поддерживающая нависающий второй ярус, где обычно хранили отборное зерно. Для хранения корнеплодов строились примитивные погребные ямы, несколько на одну усадьбу; выложенные камнем подвалы в сенях; иногда погреба под клетью.

Хлев (овчарня, хлеб для коров и др.) в погонной планировке усадьбы соединялся с основной частью усадьбы с помощью вспомогательных помещений (поветей, сенников и др.).
Гумно в районе Понеманья обычно имело прямоугольный план, двухскатную крышу. Торцы забирались бревнами, проезд - по оси через ворота в торцевых стенах.
Облик деревни дополняли изгороди (плетеные, дощатые или из камней).

Простейшим типом источника водоснабжения у белорусов был родник (иногда обустроенный, со скамеечкой и выложенной камнями тропинкой). В Понеманье часто встречался колодец с проемом из камней. Ведро поднимали при помощи журавля или коловорота (в колодцах с большой глубиной).

Традиционная одежда

Основным сырьем для изготовления одежды были волокна льна, конопли, кожа и шерсть животных. В домашних условиях окрашивали нитки и ткани, а также зачастую обрабатывали шерсть и кожи. В цветовой гамме традиционной белорусской одежды преобладал белый цвет (белое полотно, белое сукно). Во второй половине девятнадцатого века ткани домашней выработки стали окрашивать в разные цвета - коричневый, желтый, красный и др.

Общий комплекс традиционного белорусского костюма как у мужчин, так и у женщин складывался из нательной одежды (сарочкi) и набедренной, которая прикрывала бедра ("спаднiца", мужские штаны). Поверх этой легкой одежды надевали короткую безрукавную или с рукавами суконную одежду. Верхнюю одежду шили из сукна и мехов. Одежда дополнялась поясом (плетеным, вязаным, тканым из нитей или кожаным).
Нательную сорочку шили из белого полотна, изготовленого из льна или конопли. Основу сорочки (кашулi) составляла так называемая "станина" из целого прямого полотна или из двух частей обычно в женских сорочках.
Простейшим типом покроя является туникообразный, без швов на плечах (материал просто перегибался). Этот покрой к девятнадцатому веку был реликтовым и сохранялся преимущественно в обрядовой (похоронной) одежде. У белорусов он больше был известен для мужских сорочек. Более типичным кроем как женской, так и мужской сорочки был поликовый, при котором переднее и заднее полотница соединялись с помощью прямоугольных вставок - поликов, "уставок" из того же самого материала.

Старинные сорочки у белорусских крестьян шились без воротника, с простой обшивкой вокруг ворота. В праздничных сорочках пришивался невысокий (2-3 см) стоячий воротник. Среди мелкой шляхты был распространен отложной воротник. Стоячий воротник застегивался на пару пуговиц сбоку или спереди, отложной - на запонку (шпонку) или стягивался лентой или полоской цветной ткани. С широким отложным воротником сочетались и широкие рукава с манжетами (манкетамi), иногда наряду с вышивкой украшенные кружевом. Старинные сорочки белорусских крестьянок (особенно будничные) почти не украшались либо украшались весьма скромно простейшими затканными полосками красного цвета. Со второй половины девятнадцатого века появляется разнообразный тканый и вышитый орнамент на груди, поликах, воротнике, верхней части рукава. Украшать подол у белорусок было не принято, так как сорочки обычно были короче юбок.
Другим основным компонентом женского костюма является юбка - полотняная "спаднiца" и шерстяной "андарак". Юбки шили преимущественно из домотканины (полотна, сукна), праздничные - иногда из покупных фабричных тканей. Полотняные юбки шили из двух полотниц, тогда как суконные андараки - из трех-четырех-шести продольных полотнищ, равных по ширине вытканного материала, которые сшивались вместе и около пояса собирались в сборки или складки.
Необходимой частью белорусского костюма у женщин всех возрастов в будние и праздничные дни был фартук. Для белорусок характерны полотняные фартуки, укрепленные на поясе с помощью завязок. Длина их была чуть меньше длины юбки. Праздничный фартук украшался "натыканием" чаще красными нитями или вышивался разнообразным рисунком разноцветными нитями. Для украшения фартуков широко использовалось покупное или домашнего изготовления кружево.

Характерной составлной частью женской одежды была также безрукавка. В одних местах безрукавки были частью одежды только пожилых женщин, в других - они входили в девичий костюм и были обязательной принадлежностью приданого, а в замужестве только дошивались.
Безрукавка имела многочисленные названия - "кабат", "гарсэт", "шнуроука", "каптан", "безрукаука" и др. Встречались разнооброазные по фасону и покрою безрукавки; короткие - до талии, и длинные - ниже талии. Короткие шились обычно с прямой спинкой. При всех видах покроя спереди был разрез посередине от верха до низа, по обе стороны разреза делались петли, с помощью которых безрукавка зашнуровывалась либо застегивалась на крючки, пуговицы. Как нарядная часть костюма, безрукавка шилась преимущественно из покупных тканей: сукна, аксамита (род бархата), парчи ярких расцеток. Ее дополнительно украшали вышивкой, аппликацией, нашивкой галунов, металлических блесток и др.
Кое-где безрукавка встречалась и как часть мужского костюма.

Типы женских безрукавок, конец XIX- начало XX века. а, б - "каптан", Гродненская губ.

В качестве украшений носились серьги, бусы (стеклянные, янтарные, коралловые, у зажиточных слоев - иногда жемчужные, рубиновые). Другие украшения - броши, браслеты, кольца - также носились в основном зажиточными слоями населения.

Мужской комплекс одежды складывался из сорочки, штанов и пояса. Мужские сорочки шили из домотканого полотна в две или более полок в зависимости от ширины холста. Рабочие, будничные сорочки шились обычно туникообразным кроем. Более праздничный вариант - с поликами и на кокетке (гестке). Сорочки всех типов имели прямой разрез (пазуху) по центру, длина которого достигала 35-40 см. Под влиянием городской культуры также кое-где в качестве праздничного варианта появились косоворотки. Тканым и вышитым оргаментом украшались обычно поликовые праздничные сорочки по воротнику и манишке-планке, нашитой поверх разреза. Носили сорочки навыпуск и обязательно подвязывали поясом.

Пояс (крайка, кушак) изготавливался обычно в домашних условиях. Их ткали, вязали, плели из ниток домашнего изготовления, окрашенных в различные цвета. Белорусский пояс обычно украшался геометрическим орнаментом - ромбами, квадратами, звездами, полосками в разнообразном цветовом сочетании.

Кроме матерчатых поясов, носили кожаные ремни, к которым подвешивали кожаный кошелек - "калиту".

Мужская поясная одежда (порты, штаны) у крестьян изготавливалась из домотканого полотна и сукна; из фабричных тканей шили праздничную одежду. У зажиточных крестьян и мелкой шляхты белые холщовые порты выполняли роль нижнего белья, поверх которого надевались узкие или широкие штаны, мешковатые шаровары из плотного сукна.

Верхняя одежда у обоих полов и всех сословий изготавливалась из всех сортов сукна и мехов домашних и диких животных. Она имела много разных видов и разных названий.
Кожух и шуба встречались у всех сословий населения. Крестьянский кожух был преимущественно из овчины и отделывался также мехом из бараньих шкурю. Крестьянские кожухи и шубы сверху обычно не покрывались сукном или другим дорогостоящим материалом, как это было принято у состоятельной шляхты. В девятнадцатом веке термин "шуба" вытеснял более древний термин "кожух", однако покрой оставался практически прежним - с длинными рукавами, широким отложным воротником и застежкой впереди, посередине.
Разная по названию верхняя одежда - "епанча", "кирея", "бурка", "чуя" - шилась из плотного сукна прямым плащевидным покроем. Когда эту одежду надевали в дальнюю дорогу, к ней пристегивался башлык. Другие виды верхней одежды простонародья - "казакин", "однорядка", "кафтан", "сермяга" и др.

Распространенные типы кроя: прямой халатообразный, с неотрезной, немного приталенной списной, с боковыми вставками клиньями - "з вусамi"; с отрезной по талии спинкой, заложенной по линии отреза в небольшие складки - "хванды", с подрезными боками и вставными клиньями. В Гродненской губернии распространены были сермяги или кафтаны темно-серого или синего цвета, обшитые синими или красными обшлагами; у однодворцев, мещан и мелкой шляхты - часто обшлитые белой тесьмой.

Женский головной убор и прическа демонстрировали семейное положение и возраст женщины. Обычная девичья прическа - гладко зачесанные и заплетенные в одну или две косы от затылка волосы, прямой пробор. Заплетенные косы чаще свободно свисали вдоль спины; в косы вплетались ленты - шелковые в праздники, более дешевые - в будни. Головной убор девушки не должен был закрывать макушку головы. Обычно носились венки и головные повязки - "шырынкi", " скiндачкi". Головные повязки из тонкого, хорошо отбеленного домашнего холста шириной до 30 см при повязывании обычно складывались вдвое и завязывались на затылке.
Венки изготавливались на твердых обручах высотой 10-15 см, изготовленных обычно из луба. Лубяная основа обшивалась домашним холстом, поверх которого с внешней стороны нашивалась либо яркая фабричная ткань, либо расшитый нитками, бусами, мишурой налобник. К этой основе крепились живые или искусственные цветы, зелень, крашеные перья, а сзади - разноцветные ленты. Подобные венки носились повседневно девочками, начиная с 10-летнего возраста. Праздничные венки украшались богаче.
Специальную зелень для венков - руту, барвинок - специально для этих целей выращивалась на огородах и сохранялась зеленой целый год.

Типичным головным убором замужних женщин был сложный убор, состоящий из трех компонентов: обруча, чепца и намитки. Непосредственно на волосы надевался тонкий обруч (кiбалка, тканка, лямец), изготовленных из подручного материала - жгута льняной кудели, лубяного ободка, гибких древесных прутьев и др. На этот обруч женщина накручивала незаплетенные волосы. Поверх волос надевался чепец, в ряде мест обычаем было предусмотрено, чтобы из-под чепца не выбивалось ни единого волоска. На затылке чепец стягивался шнурком. Чепцы чаще шились из покупного материала различных расцветок и рисунков, но чаще - красных оттенков. Иногда чепцы вязались из домашних суровых ниток, окрашенных в различные цвета. Чепцы иногда украшались в налобной части оборками, кружевами, бусами; шляхтянки и мещанки по праздникам носили чепцы из более дорогих тканей - парчи, белой тонкой ткани с богатой вышивкой золотой нитью.

Третьим компонентом головного убора была "намiтка" - белое покрывало, напоминающее полотенце. Наряду с намитками в девятнадцатом веке появляются также разнообразные платки (хусткi, рантухi). Крестьянские платки - обычно полосатые или клетчатые, большие, из полотна или шерсти, носились не столько на голове, сколько на плечах.

Женщина в намитке. Минская губ.

Мужские головные уборы были разнообразны по материалу и по форме. Мужской головной убор, как ни одна другая часть костюма, отражал социальный статус владельца. Высокие и низкие шапки, целиком меховые или с меховым околышем, встречались у всех сословных групп населения, разница наблюдалась в качестве меха и характере украшений.
В зимние холода головным убором крестьян были шапки из домашней овчины коричневого, черного или серого цвета. Такой головной убор назывался "кучма".
В широком обиходе были также суконные и войлочные шапки. Кроме простых, сферической формы шапок, были известные шапки с четырехугольным верхом, сшитым из 4 кусков добротного сукна (красного, синего, желтого цвета), высокий околыш шили из натурального барашка. Подобные шапки чаще назывались рогатiвками. Кроме меховых и суконных шапок, были распространены мужские уборы из соломы и войлока, различного рода широкополые шляпы (капелюшы).
Соломенный капелюш имел обычно широкие поля, а войлочный - чаще малые. Капелюши украшались лентой обычно черного цвета, повязанной вокруг тульи.
Также встречались войлочные "магерки" - невысокие шапки белого или серого цвета с полями разной ширины, плотно прилегающими к тулье (в шляхетской среде носились подобные же головные уборы, но пошитые из бархата или сукна с украшением из перьев, и носившие название "баторовки", так как проникли на белорусские территории из Венгрии через Польшу во времена Стефана Батория).

Основным видом как летней, так и зимней мужской и женской обуви были самодельные, плетеные из лозы и лыка, либо кожаные лапти. Встречалась также кожаная обувь, изготавливавшяся из куска кожи, "края которой были отлого изогнуты и стянуты вверху лыком, бечевкой или ремешком". Такая обувь называлась "пасталамi", а в западных районах - "хадаками". Кожаные лапти имели две основных разновидности. За основу одних брали прямоугольный кусок кожи, который впереди сшивался по центру, образуя обычно острый носок. В специально проделанные отверстия по загнутым кверху краям протягивали кожаные оборы, которыми постолы крепились к ноге. Другая (менее нарядная) разновидность изготавливалась из куска кожи овальной формы (использовалась сыромятная коровья или телячья кожа), выкроенной по размеру ступни с припусками на борт, носок и задник. По краям также вырезались отверстия, через которые пропускались оборы. Это были "маршачкi", называемые так потому, что кожа при стягивании морщилась.
Однако самой распространенной была лыковая обувь, ее носили при выполнении всех видов сельскохозяйственных и домашних работ, а беднейшие крестьяне - и по праздникам. Лапти плелись в домашних условиях с помощью простейших инструментов, к ноге крепились с помощью пеньковых обор, которые протягивались через ушки, выплетенные на лапте. В морозы ступню утепляли дополнительно легкой мягкой соломой либо сеном, поверх которых накручивали портянки.
В северо-западных районах, на границе с литовцами, беднейшая часть крестьян также пользовалась деревянной обувью или на деревянной подошве.
В летнее время крестьяне часто не пользовались никакой обувью, ходили босиком.
Сапоги и женские башмаки (чаравiки) в деревнях носились только по праздникам или в наиболее зажиточных семьях. Такую обувь чаще изготавливали специальные ремесленники на заказ. Праздничную обувь хранили бережно и передавали от отца к сыну, от матери к дочери. Шилась такая обувь на толстой подошве, на низком или высоком каблуке с металлической подковкой; часто на "прямую" колодку - то есть без различия правой и левой ноги. Женская праздничная обувь отделывалась узорной строчкой, аппликациями из цветной кожи, лентами, зашнуровывалась разноцветной шелковой тесьмой или тонкими кожаными ремешками. Более высокие голенища у сапог характерны для высших сословий, чем выше сапог - тем богаче его носитель.

Повседневная жизнь.

Крестьянские дети росли в голоде, холоде и грязи. Детство в деревне было безрадостным и коротким. В пять лет дети уже пасли домашнюю птицу, приглядывали за младшими. В семь лет они работали пастухами, в десять - бороновали пашню. Ходили дети в холщовых рубахах, босые. Игрушек они не знали. Росли неграмотными, в лучшем случае умели немного читать и считать.

Крестьянин был свободен от работы только в воскресенье и праздничные дни. В такие дни он сначала посещал храм, а после богослужения направлялся в корчму.

В середине XVIII в. корчмы были почти в каждой белорусской деревне. Корчмарь был нужным человеком для шляхты и крестьян. Он поставлял информацию, посредничал в купле-продаже, знал почти все и обо всех. На ночлег в корчме останавливались проезжие. Они рассказывали о городах, государствах, традициях и обычаях других народов, интересных происшествиях.

Но корчма была злом для деревни, так как приучала крестьян к пьянству. Через арендатора пан сбывал здесь крестьянам продукцию своей винокурни.

Ответ оставил Гость

Развитие сельского хозяйства - основной отрасли экономики в XVII-XVIII вв.- сдерживало сохранение феодально-крепостнического способа производства. Ограбленное панами и властями крестьянство не располагало нужной тягловой силой для выполнения панщины, извозных повинностей и обработки собственных земельных наделов. На востоке Беларуси на 100 дворов в среднем приходилось 300 лошадей. В западной части на 100 дворов приходилась 41 лошадь, хотя это в какой-то мере компенсировалось волами, численность которых- достигала 161 на сто дворов. Средняя урожайность зерновых в конце XVI в. составляла один к трем, то есть на меру высеянного зерна собирали три. Поскольку производство зерна не приносило нужного дохода, в хозяйствах увеличивалось производство технических культур: хмеля, конопли и особенно льна. Значительное развитие получило пчеловодство. Это способствовало втягиванию крестьянского хозяйства в рыночные отношения.
Основным принципом земельных отношений являлось то, что крестьянин получал от землевладельца участок земли, за что выполнял в его пользу определенные повинности. Фактически складывалось так,

что в это время крестьянам выделялось такое количество земли, которое могло обеспечить жизнеспособность и платежеспособность их хозяйств. Площадь среднего крестьянского надела в XVII - первой половине XVIII вв. составляла, как правило, не менее полволоки. т. е. немногим более 10 га. Если надел был меньшим, то ему выделялись дополнительно участки из так называемого позанадельного фонда, причем за них платились меньшие налоги. В тех случаях, когда землевладельцы были заинтересованы в привлечении на свои земли новых крестьян, они шли на уменьшение повинностей, за малую плату (третий или четвертый сноп) сдавали не засевавшиеся земли. Вновь прибывшим крестьянам в течение нескольких лет уменьшались повинности (по сравнению со старожилами).
Являвшееся основной производительной силой, содержавшее своим трудом шляхту, церковь, войско, государство в целом, крестьянство облагалось тяжелыми повинностями. Основными из них были панщина, дяк-ло и чинш. Размеры панщины землевладелец устанавливал сам. Приведем свидетельство очевидца, датированное 1585 г.: «На работу крестьяне обязаны выходить и становиться на назначенном месте с восходом солнца, и оставлять работу сразу после захода солнца. Кто б после заказа не вышел на работу, за такое непослушание должен отработать за один день два дня, не покидая территории панского двора, а за второй день - четыре дня, также находясь при дворе. Если кто-нибудь не вышел на работу все три дня или на протяжении шести недель по разу на неделе, особенно летом, то за эту неделю в кандалах должен работать во дворе... Если б и после этого у него случались невыходы на работу, тогда - бичевание возле столба».

Состав, структура и хозяйственно-экономические функции белорусской семьи изменялись в зависимости от конкретных исторических условий и развития производственных отношений. Еще в середине XIX в. среди крестьянства Белоруссии была распространена патриархальная большая семья, когда родители жили со своими женатыми или замужними детьми и их потомством. В условиях капитализма к концу XIX- началу XX в. преобладающей стала малая семья, состоящая обычно из родителей и их неженатых детей. Малой семьей была и такая семья, в которой при стариках-родите- лях оставался один женатый сын (обычно младший) с невесткой или, реже, замужняя дочь с зятем-приймаком и их детьми. В тех местах, куда капиталистические отношения проникали менее интенсивно, например в Могилевской и в южной части Минской губернии, в крестьянской среде сохранялась большая, неразделенная семья. По данным переписи населения России 1897 г., средний количественный состав семьи в белорусских губерниях колебался от шести до девяти человек.

Крестьянская семья была основной экономической ячейкой в сельском хозяйстве Белоруссии. В хозяйственной деятельности крестьянской семьи существовало традиционное половозрастное разделение труда. Все хозяйственные работы обычно делились на мужские и женские. Пахота, посев, бороньба, косьба, молотьба, заготовка дров, уход за лошадьми, вывозка в поле и некоторые другие работы считались мужскими. Приготовление пищи, уход за детьми, пряденье, тканье, шитье, стирка белья, доение коров, уход за домашним скотом и птицей, жатва, сгребание сена, прополка, теребление льна, уборка картофеля за плугом, уход за огородом и ряд других работ - женскими.

С развитием капитализма и разрушением патриархальных устоев семьи грани между «мужскими» и «женскими» работами стирались. Если нехватало мужских рабочих рук, женщины и девушки выполняли мужские работы, даже такие, как пахота и косьба. В случае необходимости, особенно когда мужчины уходили на заработки, все делали женщины. Зато некоторые женские работы никогда не выполнялись мужчиной, считавшим их для себя унизительными. Например, мужчина никогда не садился за прялку или за ткацкий стан, без крайней нужды не стряпал, не доил коров.

Распорядителем основных хозяйственных работ был отец, а в случае его отсутствия - старший сын. Женщина становилась главой семьи только после смерти мужа, если в семье не было взрослого сына. Всеми женскими работами управляла жена хозяина, сам он обычно не вмешивался в специфически женские работы.

Глава семьи пользовался большим авторитетом. Однако важнейшие хозяйственные дела (начало тех или иных сельскохозяйственных работ, приобретение или продажа имущества, скота и т. д.) решались при участии взрослых членов семьи, особенно мужчин, хотя в окончательном решении основная роль принадлежала главе семьи.

Такое ограничение власти главы белорусской крестьянской семьи объясняется тем, что земля, орудия труда, скот, посевы и собранный урожай, хозяйственные постройки, мебель и домашняя утварь были общим достоянием семьи. Если в семье были взрослые и особенно женатые сыновья, глава семьи не мог самостоятельно распоряжаться этими ценностями. Личное имущество составляли одежда, обувь, украшения и некоторые другие мелкие вещи и орудия труда. Личным имуществом жены считалось ее приданое.

В условиях помещичье-буржуазного строя женщины-крестьянки терпели двойной гнет - социальный и семейный. Царское правительство не только не боролось с обычаями, угнетавшими женщину, но укрепляло их своим законодательством. В тяжелом изнурительном труде проводили свою молодость девушки и женщины. Загруженные домашней работой и заботами, живя в бедности, они не имели возможности учиться, оставаясь на всю жизнь темными и забитыми.

Тем не менее жена-хозяйка в белорусской крестьянской семье не была бесправна. В домашнем хозяйстве, в воспитании детей, в доходах от огорода и в расходах по дому она была полноправной распорядительницей. М. В. Довнар-Запольский, наблюдавший жизнь и быт крестьян Минской губ., отмечал, что жестокое отношение к жене было явлением редким, даже более того - исключительнымИным было положение невестки (iсыновай), которая в доме родителей мужа была угнетенным существом. Безрадостным было и положение крестьянских детей, с пятилетнего возраста участвовавших в тяжелых работах крестьянской семьи.

В семейном быту дореволюционного крестьянства Белоруссии довольно распространенным явлением было приймачество, вызванное социально- экономическими причинами. Младшие сыновья в семье, для которых невозможно было выделить часть надела, вынуждены были «пайсщ у прымы», что означало поселиться в доме жены. Горькую долю приймака правдиво выразили старые «примыцтя» песни, пословицы и поговорки - «Прымач- ча доля сабачча».

При заключении брака на первый план выступали соображения экономического характера, потребность в пополнении семьи работницей. Поэтому при выборе невесты особенно ценилось ее трудолюбие, экономическое состояние семьи ее родителей и приданое. Этот момент широко отражен в белорусском фольклоре. Пословица поучала: «Не выб1рай сабе жонку на рынку, а выб1рай сабе жонку на шуцы» 2 .

Невестой могла стать девушка, достигшая шестнадцатилетнего возраста, а женихом - юноша, которому исполнилось восемнадцать лет. Обычно девушки выходили замуж в шестнадцать- двадцать лет. Девушка старше двадцати лет считалась уже «засидевшейся», и ей грозила опасность остаться «у дзеуках». До введения всеобщей воинской повинности (1874 г.) «хлопцы» женились в восемнадцать-двадцать лет, после же введения этого закона они обзаводились семьей обычно после окончания службы в армии, в двадцать четыре -двадцать пять лет.

По существовавшим обычаям свадьбы справляли в определенное время года - поздней осенью, т. е. после окончания полевых работ, и в зимний мясоед, а также на «семуху» (семик). Заключению брака в белорусской деревне предшествовало длительное знакомство девушки и парня. Молодежь знакомилась и вместе проводила время на многочисленных «irpbiin- чах», «вячорках» или «супрадках». Совместные вечеринки молодежи устраивали и соседние деревни. Чаще это бывало во время ярмарок (тргима- шоу) или храмовых праздников (хвэстау). Родители, как правило, следили за знакомствами, и, если выбор сына или дочери совпадал с их интересами, засылали сватов в дом невесты. Однако бывали случаи, когда до дня свадьбы ни жених, ни невеста не видели друг друга. Так случалось, когда родители руководствовались только хозяйственно-экономическим расчетом.

Брак закреплялся свадебным обрядом. Непосредственно свадьбе (вя- селлю) предшествовало сватовство. Сватом по традиции был крестный отец жениха или другой его родственник, или любой женатый мужчина, но чаще для этой роли выбирался разбитной и словоохотливый человек - гаварун. Сваты (обычно вдвоем), иногда вместе с женихом, приходили в дом невесты и начинали «дипломатический» разговор. Его заводили издалека и иносказательно. После сватовства в некоторых местах происходили змовты, запоты, заручыны, во время которых родители жениха и невесты договаривались о сроках свадьбы, о приданом и т. д.

Церковное венчание, хоть и было обязательным, но в свадебном обряде не играло главной роли и могло совершаться за несколько дней или даже за несколько недель до свадьбы. Свадебная обрядность, в основном единая на всей территории Белоруссии, имела ряд местных особенностей. Условно выделяются два основных варианта свадебного ритуала - каравайный, распространенный на большей части Белоруссии, и столбовой обряд на северо-востоке. В первом случае в центре свадебного ритуала были обряды, связанные с печением и разделом каравая, а во втором - одной из важнейших церемоний «вяселля» было благословение молодых. Оно совершалось у припечного столба, которому в древности приписывались магические свойства. Все остальные обряды и обычаи свадебного ритуала в обоих вариантах в основном совпадали. Это - девичник (суборная суботачка), выезд жениха со своей дружынай за невестой, свадебный стол в доме невесты и в доме жениха, посад невесты, расплетание ее косы, звядзенне молодых и др. Все обряды сопровождались пением многочисленных свадебных песен.

Следует подчеркнуть общедеревенский характер белорусской свадьбы. Она была не только семейным праздником, но и большим торжеством для всей деревни. Белорусское традиционное «вяселле», богатое песнями, музыкой, древними обрядами, подлинным весельем, представляло собою яркое зрелище. Е. Р. Романов, напоминая о том, что великий А. С. Пушкин каждую русскую народную сказку считал поэмой, писал о белорусской свадьбе: «Кто присутствовал на народной свадьбе, во всех ее сложных архаических подробностях, тот с таким же правом может сказать, что каждая народная свадьба есть своеобразная опера» 1 .

Большим семейным торжеством было у белорусов рождение ребенка. Главная роль при родах принадлежала деревенской бабке, которая выполняла роль акушерки. Родильных домов в сельской местности до революции не было, акушерка и та была не в каждой волости. Экономические условия принуждали женщину работать до последнего дня, поэтому нередко она рожала в поле или на работе. Знахарскими приемами бабка не только не облегчала положения роженицы, но зачастую осложняла его.

Рождение ребенка сопровождалось обрядами, первоначальный смысл которых заключался в ограждении новорожденного от злых сил и обеспечении ему счастливой доли. Роженицу в первые дни посещали родственницы и соседки, приносившие ей подарки, главным образом лакомства, и помогали по дому. Вскоре родственники, кум, кума и бабка, приглашенные родителями, собирались на крестины (хрэсъбты, ксцты). Главным обрядовым блюдом на крестинах была бабта каша. Ее варила бабка у себя дома из пшенной, гречневой или ячменной крупы. За крестинным столом кум брал горшок, разбивал его так, чтобы каша оставалась нетронутой, и при этом произносил слова, которые с достаточной ясностью раскрывали древний смысл обрядового вкушения «бабиной каши»: «Дай боже на деток, овечек, коровок, свинок, коников, всему скоту приплод, куме, куму и крестнику - здоровье и богатство». После этого на черепки горшка накладывалась каша и раздавалась гостям. В ответ гости клали на стол мелкие деньги. Момент раздачи «бабиной каши», насыщенный прибаутками и шутками, был самым веселым на крестинах. Во время торжества пели «хрэсьбшныя» песни, составлявшие особенность белорусского семейнообрядового фольклора. В песнях этих прославлялись бабка, кумы, новорожденный и его родители.

Родинные обряды, так же как и многие свадебные, в конце XIX - начале XX в. утратили свое первоначальное значение и превратились в обычные увеселения по случаю семейного торжества.

Обрядами сопровождались в крестьянской семье похороны и поминки. Умершего после обмывания и одевания клали в димавту, или трупу (гроб), которую ставили на стол или на лавку, головой к «куту». По обычаю рубаху и другую одежду «на смерць» пожилые люди заготовляли заранее и давали наказ, как их одеть и что положить с ними в гроб. Умерших девушек украшали венком из цветов, как невест. Хоронили обычно на второй или, реже, на третий день после смерти, после многочисленных причитаний и прощаний. Участники похорон по приглашению ближайших родственников покойного в тот же день собирались в его доме на поминки за специально приготовленным столом. По истечении шести дней после смерти проводились шасцты, а через сорок дней (<сарачыны) и через год (гадавши) вновь устраивались поминки по умершему. Кроме этого, ежегодно справляли дни всеобщего поминания радзщеляу и всех умерших родственников - так называемые дзяды. Таких дней в году было четыре. Главным поминальным днем считалась радутца, отмечавшаяся во вторник после пасхальной недели. Таким образом, в семейной обрядности белорусов дореволюционного времени в некоторой степени сохранялись дохристианские верования и обряды.

Кроме семейных праздников и обрядов (свадьба, родины, поминки), отмечались и все важнейшие праздники годового круга - каляды (рождество), вялтдзенъ (пасха), сёмуха (семик) и др.

К остаткам ранних религиозных воззрений в семейном быту дореволюционного белорусского крестьянина относилась и вера в силу заговора и различные знахарские средства. Этому способствовали социально-экономические условия, в которых жило белорусское крестьянство до революции, и почти полное отсутствие организованной медицинской помощи на селе. Неудивительно, что «медицинскую помощь» стремились монополизировать знахари и шептухи. В белорусском фольклоре известно множество заговоров и заклинаний (замоу, шэптау) от различных болезней. Наряду с этим широко использовались рациональные средства народной медицины (лечение настоями и отварами трав и кореньев и т. д.).

В семейном быту белорусского крестьянства вплоть до революции сохранялись некоторые черты патриархального быта феодальной эпохи. С развитием капитализма в деревне изменились имущественные отношения членов семьи. Уход отдельных членов семьи на заработки в город порождал у них стремление к независимости. Патриархальные устои под воздействием новых капиталистических отношений постепенно рушились. В деревню более интенсивно проникали элементы культуры города, многие пережитки исчезали или утрачивали свой первоначальный смысл.

Белорусская рабочая семья, сложившаяся в основном в эпоху капитализма, менее, чем крестьянская, подверглась воздействию частнособственнических стремлений. Карл Маркс отмечал, что крупная капиталистическая промышленность в рабочей среде «создает экономическую основу для высшей формы семьи и отношения между полами» 1 . Нельзя забывать о специфических условиях, в которые была поставлена рабочая семья. Это прежде всего безработица и материальная необеспеченность. «...Машины,-указывал К. Маркс, - распределяют стоимость рабочей силы мужчины между всеми членами его семьи» 2 . При системе капиталистической эксплуатации даже все работающие члены семьи, включая женщин и подростков, получали ровно столько, чтобы кое-как свести концы с концами.

В среде белорусских рабочих к концу XIX в., так же как и в среде крестьянства, бытовала малая семья. С родителями часто оставался жить младший женатый сын или младшая дочь с мужем-приймаком. Большинство семейных коллективов состояло из трех-шести человек. Внутрисемейные отношения в рабочей среде отличались от крестьянских. Это, в частности, сказывалось в том, что положение членов семьи было более равноправным. Главой дореволюционной белорусской рабочей семьи, как правило, был мужчина: отец, старший сын. Женщина чаще всего стояла во главе семейного коллектива только там, где не было взрослых лиц мужского пола. Когда старший сын подрастал, он становился главой семьи и фактически являлся главным добытчиком, кормильцем. В его непосредственном ведении находилась семейная касса. Глава рабочей семьи при решении важнейших вопросов советовался со всеми взрослыми членами семейного коллектива. Обычное право требовало от него заботы обо всех домашних, трезвого поведения, гуманности и т. п.

Если положение женщины в рабочей среде в семье было относительно более сносным, чем в крестьянской, то в хозяйственном отношении оно оставалось очень тяжелым. Женщина-работница была обязана заботиться о домашнем хозяйстве, детях при полном отсутствии яслей, детских садов и т. п. Политических прав она фактически не имела.

Администрация фабрик и заводов совершенно не заботилась об охране прав материнства. Рожать в больнице или пригласить акушерку на дом жены рабочих не имели возможности. Роды принимали обычно повивальные бабки. Из-за отсутствия отпусков по беременности работницы иногда рожали прямо у станка. Семейное законодательство царской России признавало только церковный брак. Супруги, жившие «без венца», преследовались, а их дети считались «незаконнорожденными» и лишались многих гражданских прав. В среде дореволюционных белорусских рабочих встречались единичные факты, когда семья создавалась без церковного йенчания. В этом сказывалось некоторое проявление атеизма.

Приданое тоже не имело такого решающего значения, как у крестьян. Отсутствие его редко служило препятствием к заключению брака. В среде рабочих бытовала, например, известная белорусская пословица: «Не з часагам (приданым) жыць, а з м1лым чалавекам».

Сватовство в среде белорусских рабочих сохранялось больше по традиции. Дочери рабочих часто трудились на производстве, в меньшей степени, чем девушки-крестьянки, находились в экономической зависимости от отца и поэтому были более самостоятельны в выборе жениха. Свадебная обрядность белорусских рабочих не была однородной. В семьях потомственных рабочих наблюдалось меньше черт традиционной крестьянской свадьбы. Иногда ее справляли в виде товарищеской пирушки. Больше элементов традиционного белорусского «вяселля» можно было обнаружить в среде рабочих, сохранивших связь с деревней. Здесь свадьба обычно не обходилась без свата, одаривания молодых и других традиционных обрядов свадебного цикла. Венчание было обычным явлением. Свадебное пиршество чаще устраивали в воскресные или другие праздничные (в томчисле и религиозные) нерабочие дни. Наиболее передовые рабочие изредка приурочивали свадьбу к революционным праздникам, особенно ко дню 1 Мая.

Обрядность, связанная с рождением и похоронами, была во многом аналогична крестьянской. В потомственных пролетарских семьях нередко хоронили без попа. В этом проявлялись революционные традиции и атеизм передовой, наиболее революционной части рабочих. «Нередко приходилось,- вспоминает один старый белорусский рабочий,- провожать в последний путь борцов за дело народа. Хоронили их по-рабочему, без попа, с пением «Вы жертвою пали», с траурным митингом у гроба» 1 .

На формирование семейной обрядности белорусского рабочего помимо крестьянских обычаев и обрядов заметное влияние оказывали традиции русских и украинских рабочих. Пролетариев сплачивали совместный труд на производстве, общая классовая борьба против эксплуататоров и самодержавия. Поэтому отношения в рабочих семьях строились на основе взаимопомощи, дружбы и товарищества.

За годы Советской власти коренным образом изменился семейный быт белорусского крестьянства и рабочих, повысился культурный уровень семьи, изменились многие семейные обычаи и обряды.